По Шипковенскому, между реальной опасностью для здоровья и жизни больного и ятрогенным путем вызванной нозофобией (навязчи­вым страхом перед заболеванием) и гипоходрией (физическими призна­ками без органической основы) имеется в принципе обратно пропорцио­нальные отношения.

Страх перед опасным заболеванием значительно реже испытывают люди фактически страдающие этим заболеванием, чем депрессивные не­вротики, не имеющие рациональной причины для своих опасений, фо­бий и гипохондрии. Автор сообщает что за свою 30-летнюю практику он встретил лишь одного больного, испытывающего страх перед опухолью мозга, которая впоследствии у него была обнаружена. Но он встречал много больных, испытывающих ничем не обоснованный страх перед опухолью. Большинство больных, страдающих органическими заболе­ваниями, постепенно привыкают к ним. Нередко у таких больных возни­кает страх перед другим заболеванием, а не перед тем, которым они страдают; например, больной с пороком сердца или с язвой желудка бо­ится рака или психоза.

Некоторые слова действуют на больного, можно сказать, «токсиче­ски», в первую очередь это «инфаркт, паралич, опухоль, рак, шизофре­ния». Поэтому лучше избегать этих слов. Иногда источником ятрогении бывают неясные высказывания врача.

Например, больной впал в тяжелое депрессивное состояние после сообщения о том, что ему будет сделано томографическое исследование. Причиной этого явился ответ врача, который на вопрос, что такое томографическое исследование, объяснил больному: «это такой рентгено­логический разрез легких». Дома больной сказал, что »ему будут резать легкие рентгеном».

Давиденков описывает случай, когда больной был травматизирован следующим разговором: Врач: «Будьте спокойны, невроз – это еще не психоз». Больной: «Еще нет, но значит еще может быть?».

Речь шла о каком-то «профилактическом опровержении опасения», фактически напоминающем о возможности, о которой больной даже и не думал и которая может и не быть вероятной.

Больной пожаловался врачу на неприятные ощущения и привкусы в ротовой полости. Врач сказал на это: «Вы только не думайте, что у Вас рак ротовой полости». Больной с удивлением ответил: «Я даже не знал, что в ротовой полости может развиться рак». Но с этого момента он стал тщательно следить за собой.

Давиденков, Конечный и др. правильно утверждают, что в разгово­ре с больным нельзя применять упрощенной терминологии из области учения о высшей нервной деятельности. Давиденков описывает больно­го с фобиями перед органическим заболеванием головного мозга, причи­ной которых было высказывание врача, что у него «сорваны клетки ко­ры головного мозга».

Р. Конечный встретил больного, которому врач сообщил, что у него нарушена высшая нервная деятельность. На вопрос больного, что это обозначает, врач ответил: «Психиатрию».

Экспериментальная ятрогения (Вилер, Вильямсон, Кохен), предста­вляет собой интересную, но с точки зрения врачебной этики проблема­тическую дисциплину. Электрокардиограммы были сделаны здоровым лицам, которым затем сказали, что данные ЭКГ свидетельствуют о на­рушении сердечной мышцы, хотя последняя была вполне нормальной. Ятрогенное нарушение (невроз) возникло лишь у тех лиц, которые уже раньше страдали невротическими расстройствами.

Как уже было сказано выше, искаженное объяснение незначитель­ных отклонений от нормы может вызвать диагностическую ятрогению у здорового человека, а тем более у больного. Данные исследования, имеющие форму «точных цифр», отчетливых кривых или снимков, ока­зывают на больного почти магическое влияние. Больному они кажутся объективными показателями, имеющими в его представлении больше значение и убедительность, чем словесное объяснение врача, сделанное часто с определенной осторожностью, оговорками и относительностью. Врачи-консультанты, рентгенологи и лаборанты попадают в затруднительное положение, когда они знают только частичные результаты, а больной настаивает, чтобы они ему сообщили окончательный результат исследования. Особенно лаборанты должны быть максимально сдержанными в своих высказываниях о результатах лабораторных исследовании и их оценке как в случае подозрения на заболевание, например воспаление почек или альбуминурия, так и при заключении о том что больной здоров потому что данные лабораторного исследования были нормальными. Если лечащий врач говорит о болезни иначе, чем лаборант, больной начинает сомневаться в его искренности, заботливости или даже в его квалификации. Пример неуместного высказывания лаборантки приводит Зеленый.

Больная с легким бронхитом и с подозрением на аллергию была направлена на исследование реакции оседания эритроцитов. Через два дня она позвонила доктору и с ужасом сообщила ему, что у нее туберкулез
легких. Врач пытался разуверить ее в этом, но больная заявила: «Вы меня не убеждайте, лаборантка мне об этом сказала, у меня РОЭ 38 мм/ч. » В следующую ночь у больной произошел первый в жизни приступ бронхиальной астмы. В этом случае, вероятно, имела место психосоматическая реакция на основе функционального ослабления дыхательных путей воспалительным процессом в бронхах.