Едва ли имеется необходимость увеличивать число при­меров иатрогенных заболеваний внутренних органов, чтобы показать, насколько неожиданные и печальные результаты может дать неосторожное поведение каждо­го врача. Не подлежит никакому сомнению, что негативная психотерапия, вызывающая иатрогенные синдромы и заболевания, проводится врачом, так сказать, bona fide, без учета возможных последствий и чаще всего без всякого даже желания оказать на больного психотера­певтическое воздействие. Тем не менее личность врача играет здесь огромную роль, и если при правильной пси­хотерапии мы имеем бесчисленные примеры благоприят­ного, временами чудодейственного влияния личности врача на течение и исход заболевания, то негативная психотерапия может принести не только существенный вред больному, ухудшая течение и исход болезни, но врач при этом невольно участвует в психогенезе, в про­исхождении самого синдрома или даже заболевания. Если мы во всех остальных наших терапевтических мето­дах ставим во главу угла старый принцип медицины: noli nосеге, то применение этого принципа в значи­тельно большей мере требуется тогда, когда не только слова, но и все поведение врача являются могучим ору­дием влияния на больного и на течение его болезни.

К сожалению, надо признать, что врачи, как прави­ло, очень легко относятся к случаям иатрогении, которая вызывает с их стороны чаще снисходительную улыбку, чем серьезное изучение. Я не слышал ни разу, чтобы в терапевтических обществах и даже на клинических и больничных конференциях эти врачебные ошибки под­вергались обсуждению в порядке самокритики. До сих пор почему-то считается неэтичным говорить об ошибке врача, являющегося, правда, невольно источником и причиной иатрогенного заболевания у данного больного, об ошибке врача, разумеется, не имеющего даже и пред­ставления о последствиях своей неосторожности и, мо­жет быть, продолжающего шутя и незаметно для самого себя травмировать больных. Такое легкое отношение к случаям иатрогении не оправдывается ничем, кроме ар­хаической и кастовой этики врачей, работающих в капи­талистических странах, — этики, являющейся совершен­но неприемлемой для советского врача, работающего в коллективе, который именно в интересах чуткого отно­шения к товарищу—врачу обязан своевременно вскры­вать эти невольные его ошибки.

Ведь глубоко прав был известный хирург Бильрот, когда говорил: «Только слабые духом, хвастливые бол­туны и утомленные жизнью боятся открыто высказы­ваться о совершенных ими ошибках. Кто чувствует в себе cилу сделать лучше, тот не испытывает страха перед со­знанием своей ошибки».

Мы не должны и не можем полагаться только на природный такт и ум врача. Необходимо тщательно изучать эти иатрогенные заболевания, не скрывать от себя и от товарищей—врачей случаи, где негативная психотерапия имела место. Необходимо учиться на этих невольных врачебных ошибках, тем более проститель­ных, что, как мы видели, врач проводит лечение, порой не отдавая себе отчета в силе своего влияния на орга­низм больного как единое психофизическое целое. Речь идет, разумеется, не только об иатрогении и даже, что значительно чаще, о привитии больному идеи о бо­лезни, а о значительно более важной проблеме соот­ношений соматики и психики в клинике внутренних болезней. Жизнь научила пас, что самое детальное изу­чение соматических процессов новейшими тончайшими методами современной техники без учета деятельности психических закономерностей и влияний приводит к крупнейшим ошибкам и в диагностике, и в терапии. Как показала война, понимание многих заболеваний внут­ренних органов, как психосоматических, выводит нас из тупиков патогенеза и из дебрей наивной локалистической терапии. Лучшим примером этого является эволю­ция учения о язвенной болезни, учение о гипертонии и т. д.

Вот почему на учение о внутренней картине болезни я смотрю также как на начало новых путей современной клиники внутренних болезней по освоению психосоматических заболеваний.

С другой стороны, необходимо серьезно задуматься над вопросом воспитания новых поколений врачей под знаком изучения психики человека как могучего факто­ра, влияющего на важнейшие нормальные и патологиче­ские процессы нашего организма, а также научить врачей применять психотерапию.

Механизмы иатрогении слагаются из целого ряда психофизиологических процессов. Они еще совершенно не изучены именно потому, что, как и во времена Плато­на, до сих пор еще делят врачей на врачей тела и врачей души, тогда как мы видели, что по существу одно совер­шенно неотделимо от другого.

Слово врача — могучее орудие воздействия на боль­ного, но если оно воспринимается больным неправильно, то оно вызывает огромные интеллектуальные насслоения на сензитивную часть внутренней картины болезни. Меж­ду тем эта сфера влияния врача на больного совершенно не изучена и целиком находится еще в области эмпирии. Гаупп несомненно прав, когда говорит, что никто из нас точно не знает во всех случаях, что и сколько из того, что назначается и прописывается больному, по существу является результатом воздействия на его психику.

Начиная с древнейших времен, лучшие врачи эмпирически без всякого современного научного обоснования знали об этом огромном значении слова врача как терапевтического фактора. Уже за два тысячелетия до на­шей эры древнейшая медицина Ирана, говоря о методах лечения человека, выставила положение: «Три орудия есть у врача: слово, растения и нож». Таким образом, из трех путей воздействия на больного — психотерапевтиче­ского, медикаментозного и хирургического — в те отдаленные времена слово врача ставилось на первое место.

 

внушаемый больной – предыдущая | следующая – задача врачей

оглавление

консультация психолога детям, подросткам, взрослым