Отношения между гипнозом и психоанализом всегда несли на себе печать эдиповой амбивалентности. Лишь отказавшись от гипноза, Фрейд смог открыть психо­анализ. С тех пор каждый психоаналитик, касаясь этой темы, чувствует себя обязанным доказывать, что и он в свою очередь совершил этот акт отказа, что он неповинен в грехе регрессии к допсихоаналитической стадии. Встречаются, конечно, и исключения, но описанная нами позиция является, особенно во Франции, наиболее распространенной.

К счастью, гипнозу, как недостойным предкам, скрываемым от всех взглядов, свойственно всплывать на поверхность, и притом всегда в самый неудачный момент. Как ни относят его к второстепенным вехам предыстории психоанализа, он, словно феникс, неизмен­но возрождается из пепла.

Позиция психоаналитиков выглядит особенно пара­доксальной, если учесть, что сама психоаналитическая ситуация не лишена гипногенных элементов: сосредо­точенность, молчание, положение лежа, тишина создают условия для начала сенсорной депривации. Молчание также может действовать двояким образом: с одной стороны, оно благоприятствует фантазматической ак­тивности; с другой — может вызывать модификации в состоянии сознания, которые позволяют объекту психоаналитической процедуры переходить с одного уровня регрессии на другой, пока он не достигнет форм коммуникации, специфических для гипноза (в 1891 г. Фрейд сам описал технику бессловесного погружения в гипноз (1891, франц. изд.)). Можно, впрочем, предположить, что это первичное, предтрансферентное отношение способствует трансферентным феноменам и усиливает их. В этой связи интересно было бы выяснить, являются ли лица с повышенной гипнабельностью наиболее пригодными для психоанализа, раз они больше других открыты для аффективного диало­га. Следует, однако, иметь в виду, что такая глубокая регрессия может представлять собой также позицию уклонения, сопротивление психоаналитическому лече­нию.

Сопротивление гипнозу в среде психоаналитиков принимает различные формы в разных странах. В Соединенных Штатах наблюдалось возрождение интереса к гипнозу после второй мировой войны. В этот период гипноз официально входит в арсенал психотерапевти­ческих средств. Психотерапевты, работающие в русле психодинамики, широко применяют гипноз в различных формах. Такие психоаналитики, как Кьюби, Марголин, Гилл и Бренман, активно интересуются гипнозом. Отметим, однако, что из официальных психоаналити­ков, «card carrying analysts», только они серьезно занимались проблемой гипноза и что в дальнейшем они прекратили исследования в этой области.

Итак, нельзя сказать, что гипноз полностью признан в психоаналитических кругах. Некоторые американские психоаналитики считают даже, что он несовместим с их профессиональными занятиями психоанализом.

Иной раз можно слышать утверждения, что психотера­певт, прошедший курс психоанализа, уже не сможет быть хорошим гипнотизером. Желание гипнотизиро­вать связано якобы с всесильными инфантильными фантазмами, и оно исчезает после того, как эти фантазмы будут в достаточной мере проанализированы. В недавно вышедшей книге Джоваккини (1972) из Чикаго объясняет в этой связи, что, пройдя курс психоанализа, он не может больше выносить присущую гипнозу «мелодраматическую» атмосферу. Можно толь­ко удивляться, что для столь видного психоаналитика гипноз по-прежнему ассоциируется с эстрадными представлениями. К тому же можно назвать психотерапевтов, чьи гипнотические способности ничуть не уменьшились после психоаналитического курса. Возни­кает вопрос, отказываются ли психоаналитики от гипно­за потому, что они осознают свои инфантильные моти­вации, или этот отказ вызван скорее, как писали Гилл и Бренман, «растущим желанием перестать бунтовать и примкнуть к респектабельному обществу своего пси­хоаналитика и своих учителей» (Gill, Brenrnan, 1959).

Второе объяснение кажется нам наиболее правдо­подобным: ведь осознание контртрансферентных аспектов гипнотического отношения должно было бы, напротив, усилить способности психотерапевта управлять им с большей свободой и пониманием, вместо того чтобы вызывать запрет, доходящий до фобии. Напрашивается предположение, что, если в один прекрасный день гипноз будет реабилитирован, у многих психоана­литиков обнаружится талант гипнотизера. Конечно, не все психотерапевты в равной мере наделены способ­ностью гипнотизировать. Но это уже совсем другой вопрос.

Возвращаясь к так называемому всемогуществу гипнотизера в ситуации гипнотического отношения и к зависимости гипнотизируемого как его следствия, нужно сказать, что это отношение действительно содержит изрядную долю внушения, но пациент сохраняет свободу принять или не принять гипноз, к тому же курс лечения обычно бывает короче, чем при психо­анализе. Зависимость анализируемого от аналитика носит тонкий характер, но, в сущности, она гораздо сильнее, коль скоро под ее влиянием больной соглашается проводить годы на кушетке.

Во Франции — стране Бернгейма и Шарко — гипно­тические исследования находятся на особенно низком уровне. Не существует лаборатории, изучающей пробле­мы гипноза, в рамках официальных научно-исследова­тельских учреждений (Национальный научно-исследо­вательский центр, Национальный научно-исследова­тельский институт медицины и здравоохранения, Выс­шая практическая школа). Когда недавно проект соответствующих исследований был представлен в комиссию ученых, ее члены спросили, каковы объективные критерии, позволяющие распознавать гипноз. Поскольку такие критерии пока неизвестны, можно бы­ло бы считать, что именно этот пробел и обусловливает необходимость исследовательских работ. Однако мне­ние комиссии было иным, ибо она пришла к выводу, что, раз такие критерии не установлены, значит, гипноза не существует… по крайней мере как объекта научного исследования. Учитывая, что научно-исследовательская деятельность во Франции крайне централизованна, подобная позиция со стороны головного учреждения практически блокирует возможности работы в крупных масштабах. Кроме того, во главе университетских научных лабораторий психологии и психофизиологии стоят либо психологи-экспериментаторы, считающие гипноз недостаточно научным, либо психоаналитики, отвергающие его по идеологическим причинам.

В лечебном плане это табу столь сильно, что гипноз был переименован в софрологию, словно от перемены названия изменяется сущность. Психоаналитики отвергают гипноз еще более решительно. Те из них, кто рискует заниматься гипнозом, предаются настоящей анафеме, а то и полному отлучению. Нам известны случаи, когда молодые психоаналитики при необходимости прибегают к гипнозу тайно.

Мы позволим себе привести несколько анекдотических фактов, иллюстрирующих положение дел. Один молодой психоаналитик, проходящий еще курс обучения, узнал, что дантисты используют гипноз для умень­шения боли при сверлении бором, и пришел в ужас от возможных последствий такого гипнотического вмеша­тельства в связи с символическим значением этого инструмента. Мы напомнили ему следующую историю: однажды кто-то обратил внимание Фрейда на то, что сигара имеет символический смысл. «Знаете,— ответил тот,— сигара может быть также и просто сигарой». И бор может быть просто бором. Если встать на точку зрения нашего молодого сотрудника, то мы совершили настоящее преступление, применив гипноз при описан­ной выше стоматологической операции.

Телепатия – предыдущая  |  следующая – Гипнотическая ситуация

Л. Шерток. Непознанное в психике человека. Содержание