Элизабет Рудинеско, философ и психоаналитик лакановского направления, заявляет без обиняков, что гипноз заключает в себе «фашистский ритуал» (1978). Потому-то нацисты и проявили к нему особый интерес. Посетив нашу лабораторию, она обвинила наших сотрудников в извращенности, и в частности в «вуаеризме». Экспериментирование в психологии, зая­вила она, противоречит этике психоанализа. На предло­жение загипнотизировать ее последовало возмущенное «никогда». Интересно, что же внушает ей такой страх? Подобной точки зрения придерживаются, по-видимому, не все адепты школы Лакана, поскольку, как мы увидим дальше, один из них ведет исследование эксперимен­тального характера в Венсеннском университете.

В своей недавней книге Мод Маннони, которая слывет «открытым» и «прогрессивным» ученым, возмущается самим фактом возобновления в больницах «психиатрической практики, которая считалась уже давным-давно отвергнутой». «Молодые психоаналитики [в Париже],— добавляет она,— без колебаний предла­гают свое сотрудничество в чистом экспериментиро­вании, где больной выступает в роли подопытной морской свинки» (Mannoni, 1979).

Было бы интересно выяснить, из каких источников получила ока такую информацию, тем более что у нас сложилось прямо противоположное убеждение. Ведь в наше время редко можно встретить молодого психиатра, знающего, как применять гипноз. Так, напри­мер, прошлым летом в газетах много писали о молодом человеке, страдающем амнезией, который провел в психиатрической больнице под Парижем шесть месяцев, и никто за это время не пытался прибегнуть к гипнозу для снятия амнезии. Правда, палатный врач в какой-то момент хотел было привезти больного к нам, но по целому ряду причин это оказалось невозможным.

Может быть, Мод Маннони считает, что снятие амнезии у больного с помощью гипноза равносильно акту насилия над ним. Возможно, какие-то молодые психоаналитики, на которых она намекает, в самом деле используют своих пациентов в качестве подопытных морских свинок. Не зная, кого она имеет в виду, мы не беремся с ней спорить. Одно только вызывает сожа­ление: автор подразумевает, что гипноз неизбежно связан с такой позицией, и это лишний раз свидетельст­вует о царящем в среде психоаналитиков полном неве­дении в отношении гипноза.

Все подобные факты выглядели бы просто комично, если бы они не свидетельствовали о наличии определенной формы помешательства у homo psychoanalyticus и не оказывали бы влияния на развитие научных исследований. Каковы же причины сопротивления гип­нозу со стороны психоаналитиков? В XIX в. отрица­тельное отношение к гипнозу исходило главным образом из врачебных кругов. Это объяснялось, во-первых, тем, что гипноз противоречил самим основам медицинской мысли того времени; во-вторых, врачи чувствовали, что они не могут рассматривать проблему гипнотического отношения, не затрагивая одновременно сексуальных проблем (Chertok, de Saussure, 1973).

Трудно допустить, чтобы последний мотив мог играть роль у психоаналитиков, сама специальность которых требует рассмотрения этих проблем. И все же нет ли в их отказе от гипноза пережитков страхов? В самом деле, гипноз предполагает очень сильную телесную во­влеченность. Он представляет собой нечто вроде рукопашной, слитное отношение, в котором циркулируют архаические страхи, часто плохо контролируемые.

И, конечно, именно на это намекал Фрейд, когда он говорил о «мистическом» элементе, содержащемся в гипнотическом отношении. Здесь, как нам кажется, заключена одна из основных причин, побудивших Фрейда отказаться от гипноза. Известно, что он принял такое решение после того, как одна из его больных в ходе гипнотического сеанса бросилась ему на шею. Этот инцидент послужил также толчком к открытию трансфера (Chertok, 1968). Фрейд истолковал влечение, объектом которого он оказался, как повторение отноше­ния, пережитого пациенткой в прошлом. Возможно, его решение было продиктовано желанием оградить психо­терапевта от отношения, возникающего в ходе лечения, от установления аффективной циркуляции, приобретаю­щей нежелательные для него формы.

Гениальным открытием Фрейда было создание си­туации, позволяющей возникшему отношению существовать очень долго. С этой целью, то есть для того чтобы терапевт мог переносить неоднократное повторе­ние непосредственного контакта с больным, Фрейд разработал удобную для психотерапевта ситуацию, при которой он может уклоняться от взгляда пациента и получает благодаря трансферу возможность в каком-то смысле самому выключаться из отношения. И разве не этой же цели служит иногда ограничение отношений, складывающихся в процессе психоанализа, одним толь­ко словесным, интеллектуальным общением между ана­литиком и его пациентом?

Гипнотическая ситуация может также служить сред­ством, с помощью которого терапевт защищается от вовлечения в отношение посредством «техники», на­правленной на пациента, в то время как психоанализ заставляет аналитика вступать в открытое столкнове­ние с фантазмами пациента и переживать свой собствен­ный контртрансфер. Эта объективация составляет по­стоянную опасность гипноза. Но как только гипнотизер отказывается от этой защитной позиции, гипнотическое отношение становится менее «удобным», чем психоана­литическое. Его бессознательное ближе соприкасается с бессознательным пациента.