Символизация. Согласно традиционной трактовке психоанализа, символ служит замещением запретного желания, его “невинным” прикрытием и частичным исполнением. Так, в известном примере из “Психологии обыденной жизни” З.Фрейд ссылается на детские воспоминания своего пациента в 5-летнем возрасте, старающегося с помощью своей молодой и привлекательной тети уяснить разницу между буквами m и n. “Не было никакого основания, — пишет Фрейд, — сомневаться в достоверности этого воспоминания; но свое значение оно приобрело лишь впоследствии, когда обнаружилось, что оно способно взять на себя символическое представительство иного рода любознательности мальчика”¹. Еще более определенно выражался последователь Фрейда, К.Абрагам — символическая оболочка желания — это форма его искажения².

Сходного понимания психологической природы соотношения символа и желания (психотравмы, конфликта) придерживаются в школе современного структурного психоанализа (в частности, Ролан Барт)³. “Наше понимание символа близко к психоаналитическому пониманию: символ — это, грубо говоря, некий языковый элемент, который перемещает тело и позволяет увидеть, угадать некую площадку действия, нежели та площадка, с которой прямо говорит высказывание”. Согласно Барту, символ, как и код (последний понимается как “корпус правил”), принадлежит к уже виденному, уже читанному, уже деланному (разрядка автора), т.е. относится к прошлому, а не настоящему использующего этот код рассказчика. В этом смысле символ действительно обесценивает, “девитализирует” объект желания с тем, чтобы сделать его приемлемым сознанию. Справедлив и иной ракурс видения символизации — как способа актуализации прошлого через его здесь-и-теперь презентацию. Символ, рождающийся в процессе психотерапевтического контакта, будет отличаться от “расхожего”, в широком смысле — социально навязанного, своей жизненностью, чувственно-телесной наполненностью, а также — ясной принадлежностью Я и адресностью. Появление этих качеств — измерений символа обнаруживает динамику терапевтического процесса и может использоваться в качестве критериев его эффективности.

Остановимся на двух формах символизации неосознаваемых переживаний — зрительно-образной и вербальной, каждая из которых предполагает элемент свободы от нормативной вы сокосоциализированной деятельности, чему соответствуют так называемые творческая активность и фантазия. Проективные методы, как известно, опираются на принцип проекции в продуктах фантазии символов бессознательного. Например, в зрительных образах, ответах в тесте Роршаха переживания страха агрессии и беспомощности перед ней звучат в ответах типа “распластанное тело”, “проткнутый ножом ствол дерева”, “рот, раскрытый в крике”. Заключенные в них метафоры передают также “жертвенность” позиции Я, слабость границ и высокую их проницаемость, открытость агрессивным атакам, в том числе сексуальным посягательствам.

Рисуночные тесты (рисунок человека, несуществующее животное, рисунок семьи, дерева и др.) так же, как и свободное рисование, широко используемые нами в психотерапевтической работе, дают ценный диагностический материал еще до его осознания и вербализации пациентом. Проанализируем здесь рисунки одной из наших пациенток — жертв насилия. В самом начале работы, когда терапевту еще ничего не было известно о фактах насилия, пациентка начала рисовать самостоятельно, в качестве “работы над собой” между сессиями. Примечательно, что эти ее рисунки, как и фантазии, ассоциированные с ними, носили крайне абстрактный характер, были связаны с образами воздействия на нее каких-то мистических сил, энергию и информацию от которых она принимает. Использовались почти исключительно ахроматические цвета с обилием штриховки. Указанные особенности рисунков интерпретировались терапевтом как бессознательная проекция высокой тревожности и отчуждения части опыта, связанного с насилием. Затем образы стали приобретать большую конкретность, появилось изображение “рваной раны”, “рубца”. И это позволило начать работу с травматическими переживаниями, всего лишь следуя за спонтанно предъявляемыми пациенткой темами, по мере того, как они начинали допускаться в сознание. В серии последующих рисунков пациентка пыталась передать ощущение раздвоенности, противоречивости, что отражалось и в названиях рисунков: “удовлетворение и неудовлетворение”, “любовь и ненависть — рана моя”. На одном рисунке были изображены два сердца: меньшее в красном цвете — “чувство своей необходимости” и большее — в черном цвете, составленное из “осколков” – “чувство своей ненужности”. Эмоциональная полярность проецировалась и на выбор цветов. Красным цветом пациентка, объединяя их в единое смысловое поле, изображала такие значимые объекты, как мать, радость, любовь, блаженство, желудок; черный цвет передавал чувства страха, ненависть, оскорбленность, жизнь. Динамика рисунков развивалась по линии обогащения их цветовой палитры: вместе с голубым цветом появились мечты, “жажда”, “слезы сентиментальности”, “поддерживающие руки”, “прохлада, поддержка и тепло”. Многоцветию рисунков соответствует, как мы видим, появление и новых чувств, их более тонкая нюансировка. После года терапии прощальный рисунок, выполненный в мягких тонах зеленого, голубого, розового и коричневого цветов, изображал обнаженную пациентку, как бы свободно парящую в блаженно-расслабленной позе и был назван ею “Колыбель счастья”. Рисунки и их совместный с терапевтом анализ помогли обнаружить естественный язык самовыражения пациентки, на котором и благодаря которому происходило эмоциональное отреагирование ее ретрофлексированной агрессии сопротивления, прояснение телесных ощущений и чувств, нахождение их смысла и точная вербализация, обнаружение психотравмы, ее обживание, осознание и в конце концов прощение насильников-Других и самоприятие.

¹Фрейд 3. Психопатология обыденной жизни. М., 1924. С.53.

²Абрагам К. Сон и миф. М., 1912.

³Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989, с.457.

Соматизация – предыдущая | следующая – Спонтанная вербальная речь

Особенности личности при пограничных расстройствах и соматических заболеваниях

Консультация психолога при детско-родительских проблемах