Широкой популярностью пользуется гипотеза К. Прибрама ю том, «что всякое мышление включает, помимо манипуляции знаками и символами, голографический компонент» [Прибрам 1975, 400]. Известны также близкие друг к другу концепции А. Пейвио [Paivio 1971] и Дж. Мортона [Morton 1969] о вербальных и образных средствах обработки и хранения информации, эти концепции опираются на экспериментальные данные, аналогичные тем, которые были получены А. Н. Соколовым [1967].
Мы не будем подробно останавливаться на анализе работ, трактующих проблему множественности кодов мышления, так как в нашей монографии содержится специальный раздел на эту тему, написанный А. А. Залевской.
Однако мы полагаем, что необходимо специально указать на работу Г. Г. Фурта [Furth 1979], содержащую экспериментальное исследование мышления глухонемых детей. Фурт показал, что глухонемые дети решают логические задачи, посильные для их интеллекта, опираясь на неязыковые знаки. Отсутствие естественного языка, конечно, сказывается на уровне развития интеллекта глухонемых детей, но не лишает их возможности мыслить, опираясь на неязыковые средства.
Организация знаковых опосредователей мыслительных процессов не может быть рассмотрена в отрыве от интеллекта, частью которого они являются.
Наиболее развернутое обоснование организации интеллекта в той части, которая ответственна за обработку вербальной информации, содержит концепция универсального предметного кода (УПК) Н. И. Жинкина [1982]. Средства УПК — «aprion возникшие пространственные схемы, наглядные представления, отголоски интонации, отдельные слова и т. п. Это субъективный язык, который не осознается говорящим» (вернее, его отдельные фрагменты осознаются в различной степени.— Е. Т., Я. У.) [Жинкин 1982, 93]. Однако хотя это и субъективный по средствам язык, но организация его универсальна: «Это логические правила, на основе которых возникают смысловые связи» [Там же, 93]. На этот язык происходит перевод содержания как при внутри-, так и при межъязыковой коммуникации. При переработке вербального текста УПК — это средство перевода сук- цессивно организованного сообщения в симультанную схему, организованную в субъективном языке, удобную для обозрения и хранения.
Несколько иные, хотя и сходные представления об организации специального языка мышления, который есть «язык отношений и связей», излагают советские психологи Д. А. Поспелов и В. А. Пушкин [1972, 8, 30—32].
Представляется очевидным, что проблема знаковых опосредователей мышления ни в коей мере не может быть решена в попытках составить более или менее полные каталоги знаков, обеспечивающих мыслительную деятельность, это только наиболее простая, наиболее доступная для решения часть проблемы. В целом же решение проблемы упирается, как и раньше, в проблему значения, но уже не только в проблему значения слова, а в проблему значения знаковых опосредователей мышления.
Это тот путь исследования речевого мышления, который был намечен Л. С. Выготским, продолжен А. Н. Леонтьевым и А. Р. Лурия. Из последних исследований на эту тему можно упомянуть работу одного из авторов этого раздела [Уфимцева 1983].
В работах по психологии речи речевое мышление описывается как процесс решения задачи. При таком описании центр тяжести переносится на отображение собственно процесса получения нового знания и отвлекается от речевого оформления полученного результата. К таким работам относятся работы А. Н. Соколова.
В психолингвистике речевое мышление описывается в моделях порождения речевого высказывания. В этих моделях основное внимание сосредоточено на речевом оформлении мысли, при этом отвлекаются от самого процесса получения нового знания, возникновения мысли.
Между этими моделями, отображающими отдельные фрагменты единого процесса, нет никакого противоречия. Строго рассуждая, нет никаких препятствий для построения сложной модели речевого мышления, отображающей процесс получения нового знания, т. е. процесс решения задачи и речевого воплощения полученной мысли.
Существование двух моделей имеет под собой онтологическое и гносеологическое основание. В реальной деятельности человека процессы решения задачи, получения нового знания, оформляющегося в мысль часто не при помощи языковых знаков, например при формулировании результатов «мышления для себя» (формулировка Гегеля), действительно оказываются оторванными в пространстве и времени от их окончательного речевого оформления. С другой стороны, факты творения и оформления мысли в слове поддерживают иллюзию оторванности мысли от деятельности человека, которой она была порождена. Заслуга культурно-исторической школы (в первую очередь Л. С. Выготского, а затем и генетической эпистемологии Пиаже) заключается в том, что была показана связь мысли с предметной практической деятельностью, с социальным опытом личности, с формированием интеллекта (как системой операции мыслительной деятельности).
Гносеологические основания существования двух моделей для описания речевого мышления можно усмотреть в том, что исследование двух фрагментов процесса речевого мышления оказалось в ведении разных дисциплин — психологии речевого мышления и психолингвистики.
Наглядные образы – предыдущая | следующая – Речепорождение
Исследование речевого мышления в психолингвистике
Консультация психолога при личных проблемах
м. Кузнецкий мост
Адрес:
Москва, Неглинная улица, дом 14/1А
Телефон:
Часы работы :
