Изучение личностных особенностей и самосознания при пограничных личностных расстройствах (продолжение)

Цель и мотив манипулятивного типа отношений не совпадают. Цель — сохранить отношения, но неосознанный мотив отливается в игровой — “только ради тебя”, “посмотри, как я стараюсь”. Позиции динамичны в разных видах игр и жестко фиксированы в рамках каждой. Ролевые предписания также фиксированы правилами игры, например, играя “Рейпо”, жена обязана всегда быть обольстительной, иначе она не сможет поддерживать тлеющий сексуальный интерес мужа; она же должна вовремя оттолкнуть его, обвинив в “грязных помыслах”, чтобы сохранить веру мужа в его мужскую силу и дезавуировать реальную низкую потенцию.

Манипулятивная природа этого типа общения во взаимном “использовании” партнеров в качестве средств удовлетворения собственных потребностей. Его мотивация, строго говоря, не может быть отнесена к чисто эгоистическим и эгоцентрическим, так как, вовлекаясь в игру, партнеры удовлетворяют не только свои потребности, но одновременно дают себя использовать партнеру в качестве объекта удовлетворения его потребностей. Более подходит иное определение — “рыночный” тип отношений, где каждый из партнеров извлекает из игры свою выгоду, но и платит за нее: делая другого средством (объектом), сам выступает в этом же качестве. Если истинные мотивы общения скрыты или замаскированы, то по взаимному согласию. Игра по-своему честная, партнер, как правило, сам “обманываться рад”, ибо только через взаимозависимость и “использование” друг друга партнеры поддерживают ценность своего Я.

Третий тип общения — открытое личностное общение. Позиции — симметричные, партнерские, субъект-субъектные. Апологетом этого типа общения является в современной психологии К.Роджерс и возглавляемое им гуманистическое направление. Мотивация такого типа общения (ради чего) — ради полного раскрытия и развития индивидуальных особенностей, качеств и потенциальных возможностей друг друга.

Идеология этого типа общения в настоящее время особенно популярна, созвучна многим общечеловеческим и планетарным потребностям — быть вместе, не стесняя, не пытаясь нивелировать различия друг друга, вместе, но сохраняя различия, развивая различия, содействуя максимальному их раскрытию.

Общечеловеческий пафос, своевременность и политическая актуальность этого тезиса не вызывают сомнения. Что касается наполненности его психологическим содержанием, то вопрос не представляется достаточно ясным, как и не отрефлексирована историко-психологическая, историко-политическая обусловленность появления и широкого распространения идей гуманистической психологии на Западе и в нашей стране.

Развитие гуманистической отечественной психологии имеет особые причины, тесно связанные и переплетенные с историей общественно-политической жизни нашей страны последних 10—20 лет. Первые робкие попытки знакомства психологической аудитории с идеями Г.Олпорта, А.Маслоу, В.Франкла, К.Роджерса (в частности, в курсе “зарубежные теории личности”, читаемом в Московском государственном университете Б.В.Зейгарник с конца 60-х годов) были неотделимы от увлечения психологов экзистенциализмом, причем скорее его литературным, чем философским вариантом. Новые идеи обладали не только чисто научным обаянием и свежестью, они несли с собой надежду на освобождение от вынужденной фальшивой двойственной жизненной человеческой позиции. Они воспринимались и усваивались как основа нравственно-этической позиции, помогающей сохранить целостность и честность, искренние человеческие отношения вопреки давящему тоталитаризму, внешнему и внутреннему контролю, вопреки угрозе доноса или просто подозрения в инакомыслии, наперекор официозному призыву к единству, а по существу — единообразию послушных, лишенных индивидуальности людей-объектов (как навязчивый символ времени звучали слова популярной песни: “И говорят глаза — никто не против, все за”).

Надежда на демократизацию общественной жизни, поиск личной жизненной позиции, сохраняющей человеческое достоинство и любовь к ближнему, в значительной мере определяли тогда тягу отечественных психологов к гуманистической психологии и психотерапии. Естественно, что наиболее близкими и манящими казались тогда идеи о раскрепощенности, спонтанности, самоактуализации и неповторимой индивидуальности человеческого Я. Правда мы как-то не особенно задумывались о том, что спонтанность не отменяет ответственности, а свобода чувств не то же самое, что вседозволенность в поступках, и безусловное приятие распространяется только на мир переживаний, в то время как отношение к конкретным формам поведения может быть весьма различным. К.Роджерс неоднократно подчеркивал этот тезис, без которого трудно было бы понять, ради чего сам К.Роджерс и его сторонники столь активно вмешивались в неприглядные стороны реальной жизни — работали с насильниками, наркоманами, растлителями. Именно сочетание четкой этической позиции, согласно которой от человека должно требовать ответственности за свои поступки, с пониманием (т.е. отказом от оценки, приятием, сочувствием и сопереживанием) внутреннего состояния этого другого , на наш взгляд, и составляет смысл роджеровского термина “безусловное эмпатическое приятие”.

Сегодня “новая волна” сторонников этого направления имеет иное общественно-политическое звучание, иной и личностный смысл. Необходимость гуманизации отношений во всех сферах жизни, ради достижения согласия по жизненно важным для всех народов Земли вопросам, содействие взаимопониманию, раскрытию творческого потенциала личности — тот социальный заказ, игнорировать который психологи сегодня не могут. И здесь обращение к идеологии и особенно практике человеческих отношений, разработанных в гуманистической психологии на Западе, вполне понятно. Заметим, что в духе гуманистических идей мыслили построение теории личности и ведущие отечественные психологи, в частности С.Л.Рубинштейн, А.Н.Леонтьев, однако в одном случае это была скорее солидарность с уже сформулированными идеями, в другом — наброски будущей так и не созданной концепции. Возникает вопрос: а могла ли быть создана концепция личностного общения на основе господствующей “жесткой” деятельностной парадигмы? С одной стороны, сформулированный А.Н.Леонтьевым механизм сдвига мотива на цель предполагал возможность преодоления секулярности человека, отчужденности процесса и технологии деятельности от ее субъекта. Вместе с тем, стоящая за теорией деятельности методология существенно ограничивала психологический анализ жизнедеятельности субъекта (в том числе и общения) рамками “внешней” целенаправленной, осознанной и контролируемой активности. Приблизительность такой парадигмы обнаруживалась довольно скоро, и введение А.Н.Леонтьевым понятия “личностный смысл” указывало направление дальнейшего преодоления методологического кризиса в психологии, непреодоленного, однако, и по сей день.

Стиль псевдосотрудничества – предыдущая | следующая – Развитие общения в онтогенезе

Особенности личности при пограничных расстройствах и соматических заболеваниях

Консультация психолога при семейных проблемах