Одна из причин отсутствия в отечественной психологии оригинальной и полной теории общения кроется в искусственном ограничении академической психологией круга изучаемых явлений. Общение в предметно-ориентированной деятельности (в спортивной команде, производственном коллективе) представляет лишь один тип общения, и его изучение достаточно хорошо “ложится” на упомянутую выше жесткую деятельностную парадигму. Но, как только мы приближаемся к общению неформально-делового типа, интимному общению, эта методология оказывается неадекватной, поскольку попросту не ухватывает существеннейших феноменов в изучаемом предмете. Речь идет прежде всего о мотивации, прямо не совпадающей с осознанными намерениями и целями общения, о мотивации, как правило, не попадающей в сферу непосредственной рефлексии, осознания и контроля. А между тем нельзя отрицать, что даже в общении, цели которого достаточно ясны и объективированы, например, в учебном процессе или психотерапии, эффект достигается нередко вовсе не по причине интереса к усваиваемому материалу или ценности “высокой отметки”, а благодаря мотивам, лежащим в плоскости личного общения. Кто не знает, что академическая успеваемость и любовь или нелюбовь к школьным предметам часто синонимичны для ребенка отношению к учителю. Кажется только сами преподаватели не отдают себе отчета в том, какова мера влияния их собственной личности на процесс усвоения знаний; ученики во всяком случае на этот счет не заблуждаются и, оценивая “интересность” того или иного предмета, на самом деле характеризуют преподавателя и свое отношение к нему. Думается, что можно было бы доказать также, что один преподаватель охотнее ставит пятерки миловидным детям, другой — “интеллигентным и умненьким”, третий — детям, чьи родители влиятельны или могут быть полезны для него самого, четвертый — чтобы подбодрить чересчур робкого и т.д. Иными словами, даже деловое, предметно-ориентированное общение не свободно от влияния “периферической” мотивации, не совпадающей с осознаваемым предметом совместной деятельности. Что, кстати, нередко ломает привычный и регламентированный стереотип отношений между людьми. Не раз бывшие сюжетом в кинематографе и литературе подростковые влюбленности в учителя или учительницу не только благотворно влияют на выбор будущей профессии; иногда они порождают настоящие человеческие драмы (вспомним хотя бы Елену Сергеевну из известного стихотворения А.Вознесенского: “…Елена Сергеевна водку пьет”). Возникает новый пласт общения, реализующийся иным “неказенным” языком, открывающийся и понятный только двоим. Взгляд, интонация позволяют вести разговор параллельно речевыраженному, как у А.С.Пушкина: “Пустое вы сердечным ты она, обмолвясь, заменила…” и дальше: <… и говорю ей: “Как вы милы!” И мыслю, как тебя люблю!>.

Развитие общения в онтогенезе — это прежде всего развитие и изменение его мотивации; овладение навыками общения, инструментальтикой вторично, производно от мотивации. Уже у младенца отчетливо прослеживаются две независимые, хотя и перекрещивающиеся линии ее развития: одна связана с отношением к другому (взрослому) как к персонифицированному обобщенному объекту удовлетворения жизненных нужд ребенка; вторая, сигнализирующая о себе синдромом эмоциональной депривации, указывает на избирательность, потребность в совершенно определенном индивидуализированном незаменимом другом человеке. По мере расширения связей ребенка с окружающим его миром, освоением предметных форм деятельности обогащается круг побудителей общения, и другой человек — взрослый или сверстник — начинает привлекать как партнер по совместной деятельности — игре, учебе, досугу. Однако подмечаемая многими психологами основная мотивация выбора друзей остается эгоцентрической: “Вова хороший друг, потому что делится игрушками” или в более старшем возрасте — “понимает меня, поддерживает в трудную минуту”. Это своеобразное безразличие к выбору объекта привязанности, своего рода функциональное отношение, весь смысл которого в немедленном удовлетворении созревшей потребности, ярко проявляется в феномене первой юношеской любви, когда желание любить и быть любимым превалирует над избирательностью. Вспоминается простодушная “всеядность” Наташи Ростовой, искренне не понимающей, почему, став невестой Болконского, она должна отказать в приеме Борису Друбецкому.

Взросление и становление зрелой личности отличаются, кроме всего прочего, децентрацией мотивов общения с Я на процесс самого общения и другого человека, что отражается в растущей избирательности и дифференциации круга общения, индивидуализации выбора друзей, усложнении содержательных критериев их выбора. Индивидуальные различия в мотивации духовного и интимного общения с возрастом не исчезают, напротив, становятся более явными, так что, по-видимому, можно говорить об индивидуальном стиле общения , имея в виду преобладающую его мотивацию. Прагматическая польза, понимание и сопереживание, партнерство в совместной деятельности, потребность в самораскрытии и близости для людей обладают разным статусом побудителей общения независимо от этической оценки этих мотивов. В этом смысле можно согласиться с известным афоризмом Л.Н.Толстого: “Если сколько голов, столько умов, то и сколько сердец, столько родов любви”. Иное дело, что степень удовлетворенности общением, душевное самочувствие партнеров, да и сама судьба отношений как раз и определяются мотивацией общения. Не вызывает сомнений разделяемый многими психологами тезис о том, что внутренний характер мотивации, когда общающиеся являются друг для друга уникальной самоценностью, а не одним из возможных (и взаимозаменяемых) способов удовлетворения эгоцентрических потребностей, придает общению стабильность, способствует творческому развитию как самого общения, так и его участников (Каган A.M. и Эткинд A.M., 1988).

Гуманистическая отечественная психология – предыдущая | следующая – Транзактный стиль общения

Особенности личности при пограничных расстройствах и соматических заболеваниях

Консультация психолога при личных проблемах