Опираясь на данные нейрофизиологов В. Пенфильда и Л. Робертса относительно автономности блоков памяти понятий и блока памяти слов, С. Д. Кацнельсон нашел, что «явления омофонии лексических значений и омосемии лексем, широко известные под традиционными именами омонимии, полисемии и синонимии, прямо указывают на относительную автономность семантического и лексического компонентов». Эта относительная автономность подтверждается также экспериментальным доказательством наличия разных типов (образного и абстрактно-знакового) мышления; важно, однако, отметить следующее положение, к которому приходит С. Д. Кацнельсон: «Как бы сложны и разнообразны ни были способы хранения знаний в нашем уме, в их основе всегда лежат различного рода предметно-содержательные связи» [Кацнельсон 1976, 111—112]. Речь, стало быть, не идет только о возможных вариациях памяти и мышления у разных людей. Речь идет главным образом о естественной причине указанной выше относительной автономности планов выражения и содержания, о работающем механизме речи, в котором реально выявляются противоречивость, двусторонность объекта, наделенного качествами как вербальности, так и невербальности. Полное описание такого объекта невозможно без применения принципа дополнительности.
«Когда семиология сложится как наука, — писал Ф. де Сос- сюр, — она должна будет поставить вопрос, относятся ли к ее компетенции способы выражения, покоящиеся на знаках, в полной мере «естественных», как, например, пантомима». И далее: «Но даже если семиология включит их в число своих объектов, все же главным предметом ее рассмотрения останется совокупность систем, основанных на произвольности знака» [Соссюр 1977, 101]. Развитие семиотики (или семиологии — как предпочитал писать и говорить Ф. де Соссюр) показало, что невозможно обойтись без «естественных» знаковых систем, без рассмотрения мотивированных (в разных планах и в разной степени) средств общения — не только потому, что они продолжают активно жить и развиваться (наряду и вместе с системами «произвольных» знаков), но и потому, что статическое описание речевой деятельности невозможно, описание языка в статике неполноценно, а в процессе речи и в генезисе как таковом естественные (включая невербальные) системы общения играли и играют, несомненно, весьма важную роль. По существу семиотика благодаря зоопсихологии и антропологии рождает или уже породила в своих недрах эволюционный аспект. Знаковые системы мы обязаны рассматривать в широком «диапазоне знаковости» (по Ю. С. Степанову), где гораздо плодотворнее не деление на «знак/не-знак», а установление иерархии знаков по степени выявленной сущности «знаковости» и по соотношению с рядом условий знаковых ситуаций. И в семиологическом плане, как видим, принцип дополнительности обещает свои перспективы. В связи с проблемой эволюции знаковой деятельности имеет смысл с точки зрения принципа дополнительности пересмотреть отношение и к вопросу о происхождении языка: нет никаких причин отказывать всем известным (кроме мифологической, разумеется) гипотезам о происхождении языков в правомерности, в теоретической допустимости. Но наиболее вероятный (достоверный) результат мы получим в том случае, если примем все известные гипотезы в комплексе, сопоставив умозрительные предположения с наблюдениями за развитием речи в онтогенезе; здесь выражены все компоненты, без всякого исключения, соотносимые именно со всеми гипотезами — будь то «теория жестов», «трудовых выкриков», «междометная теория» или «теория звукоподражаний». Эти теории явно находятся в отношениях дополнительности друг к другу. Невербальные компоненты собственно коммуникативной деятельности на участке передачи сообщения проявляют себя как рудименты древнейшего способа общения, что еще раз убеждает нас в необходимости рассмотрения как синхронического, так и диахронического аспектов речевой деятельности — согласно принципу дополнительности.
Нет ни одной серьезной работы в области кибернетики, где бы не подчеркивалась самая острая необходимость в исследованиях сущности речевой коммуникации, которая, как мы старались показать, далеко не исчерпывается «механизмами языка». Психолингвистический подход, на наш взгляд, обладает по самому определению возможностями (в духе принципа дополнительности) для достоверного описания указанного объекта.
Коммуникативные сегменты – предыдущая | следующая – Речемыслительная деятельность