Если мы обратимся к исследованиям в области познавательного развития детей, то обнаружится, что в процессе развития представлений ребенка о мире, формирования образа окружающего мира взаимодействуют три основные способа репрезентации знаний: действенный, образный и символический; к тому же «в интеллектуальной жизни взрослого человека взаимодействие всех этих линий сохраняется, составляя одну из главных ее черт» [Брунер 1971, 26; 1977, 308—310]. Н. Н. Поддьяков [1977] также показывал, что наглядно-действенное мышление выступает не только как определенный этап умственного развития ребенка, но и как самостоятельный вид мыслительной деятельности, совершенствующийся на протяжении всей жизни человека.
С. М. Шалютин [1980, 41] указывает, что понятия интерпретируются в конечном счете через чувственно-наглядные образы; при этом чувственное познание имеет свой «язык», свою семиотическую систему. В пользу гипотезы двух форм кодирования может интерпретироваться и следующее высказывание: «…образы и символы могут организовываться в устойчивые, динамически подвижные системы, которые функционируют наряду с вербальными категориальными системами в процессе решения разнообразных практических и познавательных задач» [Величковский, Зинченко 1979, 77]. Следует также отметить, что по результатам исследований людей с «расщепленным мозгом» делается вывод о том, что левое (доминантное) полушарие мозга человека является хранилищем «оболочек» слов (их звуковых и буквенных форм) с соответствующей грамматической и абстрактной смысловой информацией, в то время как в правом полушарии хранится конкретная смысловая информация о внешнем мире (включая зрительные и иные образы), а также иероглифы, передающие смысл отдельного слова, и образные жесты языка глухонемых [Иванов 1978, 31—32; 1979, 159]. К аналогичным выводам приводят исследования нарушений различных познавательных процессов, показывающие, что нарушения кодирования лингвистических характеристик вербального материала связаны преимущественно с поражениями левого полушария мозга, а нарушения кодирования невербальной образной информации — с поражениями правого полушария [Хомская 1980, 117]. Ю. В. Микадзе [1979, 24] также указывает на то, что имеется связь структур левого полушария с переработкой ведующих характеристик вербального материала и связь структур правого полушария с переработкой специфических характеристик.
Имеется также ряд весьма показательных экспериментальных работ. Так, Д. И. Рамендик [1980, 94], по результатам своего исследования, делает вывод, что процесс анализа и обобщения смысла слов включает в себя как вербальную, так и образную переработку информации. Эксперимент И. Н. Горелова [1977] дал основания для заключения, что «восприятие и запоминание вербальной информации сопровождается декодированием ее в системе наглядного кода» и что «непосредственный чувственный опыт носителя русского языка „перевешивает”, когда имеется возможность подсознательно или сознательно сопоставить достоверность (объективность) авербально и вербально поданной информации» (Там же, 234—235). Сходные данные получены в исследовании Метцлером [Metzler, 1980].
Иное заключение делает Г. Кларк, полагающий, что картина получает такую же семантическую интерпретацию, как и предложение: в обоих случаях эта интерпретация носит форму пропозиции, а сам процесс сравнения предложения и картины включает четыре ступени (1 — испытуемый строит семантическую репрезентацию предложения, 2 — испытуемый строит семантическую репрезентацию картины, 3 — обе репрезентации сравниваются, 4 — вокализуется результат этого сравнения) [Clark, 1976; Clark, Chase, 1972]. Кларк прав в том, что задача сравнения требует приведения содержания сравниваемого к единой форме и что вокализуемый результат сравнения выражает некоторую пропозицию. Однако в свете исследования Горелова можно предположить, что в рассматриваемой Кларком ситуации не исключена интерпретация предложения в системе наглядного кода, что делает его сопоставимым с картиной (о том, что в принципе трудно разграничить эти две формы репрезентации, см. [Pylyshyn 1973]); пропозиция же, по всей видимости, может вступать в действие на ступени формирования суждения по результатам проделанного сопоставления.
Следует также отметить, что В. Ф. Петренко [1978] обосновывает тезис о единстве «языка» восприятия и вербального языка на уровне глубинной семантики. Определенная общность «психологического субстрата», являющегося субъективным эквивалентом содержания и вербального, и изобразительного знака, была обнаружена в исследовании В. Ф. Петренко и др. [1978]. где делается следующий вывод: «Не сводя всю семантику языка к образности, признавая существование чисто „сигнификативных”, „безобразных”, компонентов значения, мы считаем образ генетически первичной, „ядерной” структурой значения». Подобие вербальной и визуальной семантики на уровне ведущих факторов было выявлено и в другом исследовании В. Ф. Петренко с соавторами [Петренко и др. 1980].
Таким образом, результаты известных нам исследований, с одной стороны, свидетельствуют о наличии по меньшей мере двух систем кодирования, а с другой — подтверждают сводимость языка восприятия и вербального языка к некоторой единой «глубинной» семантике. Оправдана ли ставшая в последние годы популярной идея пропозиции как формы семантического представления знаний в долговременной памяти человека?
Концептуальные единицы – предыдущая | следующая – Понятие пропозиции