Глядя на многих пациентов, иногда думаешь, что их депрессия очень далека от своей причины или этой причины вообще никогда и не было. Высказывание, что для такой депрессии не было соответствующего повода подразумевает, строго говоря, только весьма серьезные, провоцирующие депрессию события, такие как смерть близкого человека.

В качестве психического фона заболевания, в таких случаях могут обнару­живаться перенесенные многие годы назад обиды или оскорбления, которые в ка­честве микротравм подготовили почву для будущей депрессии.

Содержание этих микротравм — актуальные способности, к которым чело­век стал восприимчив в периоды своего детства и дальнейшего развития.

В соответствии с четырьмя формами переработки конфликтов, мы различа­ем четыре основные формы страхов и депрессий (рис. 14), которые могут заклю­чаться в четырех механизмах «бегства» (в болезнь, в работу, в одиночество и в фан­тазии — см. ч.1,. гл. 3, рис. 6).

Экзистенциальный страх и безнадежность

Мы все по-разному умеем преодолевать проблемы и конфликты. Это зависит от того, как мы видим проблему, истолковываем и оцениваем ее. Это, в свою оче­редь, зависит от концепций, мировоззрения, жизненной философии, этики, мора­ли и в широком смысле от тех религиозных ценностей, которые мы познали. Если,
например, у меня умирает мать, то моя реакция зависит от того, как я отношусь к смерти и умиранию, как я научился переживать это: воспринимаю ли я, напри­мер, смерть как продолжающееся развитие или как уничтожение. Если я в этой смерти не вижу никакого смысла, я потеряю мужество и надежду. Недостаточные альтернативы ведут к недостаточным перспективам. На основе этого может воз­никать экзистенциальный страх.

Социальный страх и депрессия

В зависимости от того, научился ли я при наличии проблемы советоваться с другими людьми или считаю, что с моими проблемами я должен справиться сам; в зависимости от того, принято ли определенную тему обсуждать открыто в моей среде и моей культуре или же она табуизирована, я нахожусь в социально стабиль­ном положении или в изоляции. Так, после смерти моей матери я могу, благодаря поддержке моих родственников, друзей и знакомых, ощутить защищенность («раз­деленное горе — полгоря»), или я прошу «воздержаться от сочувственных визи­тов», потому что по принципу «каждый должен сам испытать свою судьбу» я пы­таюсь один нести свое горе.

С другой стороны, я могу с головой уйти в общение и там получать эмоцио­нальную поддержку, если же в таком случае никого рядом не окажется, я лишусь почвы под ногами и потеряю смысл своей жизни.

Страх неудачи и стресс

В зависимости от того, каковы мои перспективы (ср.: «экзистенциальный страх») и мои социальные предпочтения (ср.: «социальный страх»), я в большей или меньшей степени способен осмысленно использовать функции своего разума, которые определяют решение моих проблем и вместе с тем служат реалистичной проверкой его. Для актуальной способности трудолюбие/ достижение, и таким образом, для моей профессиональной деятельности, мышление и разум — это глав­ные функции, поскольку только они и именно они позволяют оптимизировать мою деятельность. Это влияет на то, насколько я доволен своей работой, выберу ли я «бегство» в работу или «бегство» от ее требований. То, как я переживаю смерть моей матери, зависит также и от того, как я идентифицируюсь с моей профессией, вижу ли я смысл в ней или нет.

Витальный страх и факторы риска

Переработка экзистенциального страха, социального страха и страха неуда­чи зависит, с одной стороны, от моей физической конституции, а с другой — от моего ощущения Я — тело, от того, как я воспринимаю свое тело и как я с ним обращаюсь (эстетика, спорт/движение, питание, ритмы сна и бодрствования, сексу­альность, телесный контакт, поведение при болезни).

Депрессия в разных культурных кругах – предыдущая | следующая – Депрессивный больной

Психосоматика и позитивная психотерапия