Н. Хомский в своем ответе Ж. Пиаже указывает [Chomsky 1979], что исследование языка привело его к убеждению, что языковая способность человека детерминирована генетически, составляет часть человеческого разума и определяет некоторый «класс» грамматик, доступных человеку. Структура, которую Н. Хомский приписывает генетически детерминированной языковой способности, должна удовлетворять двум эмпирическим условиям: она должна быть достаточно богатой и достаточно специфической, чтобы учитывать особенности усвоения языковой компетенции в отдельных языках. По мнению Н. Хомского, невозможно определить характер и происхождение базисных ментальных структур в терминах взаимодействия организма со средой, хотя взаимодействие со средой необходимо, чтобы дать развитию первый толчок. И именно среда влияет на развивающиеся структуры и придает им форму.
Н. Хомский описывает усвоение языка в терминах «созревание» или «рост». Полемизируя с Ж. Пиаже, Н. Хомский утверждает, что, по его мнению, анализ этапов развития ребенка не может продемонстрировать ничего интересного. Что же касается его трактовки мышления, то Н. Хомский заявляет, что он не рассматривает мышление как просто речь про себя, однако, по его мнению, значительная часть того, что мы называем мышлением, состоит исключительно в лингвистическом манипулировании [Chomsky, 1979].
Возвращаясь к взглядам Ж. Пиаже, мы можем констатировать, что понимание процесса овладения языком, представленное в концепции Ж. Пиаже, исключает необходимость существования такого врожденного устройства, ибо единственной базой формирования языка и мышления является функционирование интеллекта. Однако сам Ж. Пиаже, с нашей точки зрения, видит в теории порождающих грамматик большую психологическую реальность, чем это есть на самом деле. Он, в частности, указывает, что согласен с Н. Хомским в том, что, поскольку язык есть продукт интеллекта, этот факт предполагает существование некоторого фиксированного ядра, необходимого для выработки всех языков и предполагающего, например, отношение между субъектом и предикатом или же способность строить отношения. Однако разница между Ж. Пиаже и Н. Хомским в подходе к проблеме фиксированного ядра заключается в том, что, по мнению Ж. Пиаже, не существует четкой границы между врожденным и приобретенным: всякое когнитивное поведение содержит в своем функционировании какую-то часть врожденного, тогда как структура строится постепенно в процессе саморегуляции [Piaget 19793].
Уступка Хомскому со стороны Пиаже, выразившаяся в признании фиксированного ядра, необходимого для выработки языка, не может вызвать сочувствия, тем более что нет необходимости в такой уступке: роль такого ядра в концепции Пиаже играет когнитивный базис, формирующийся в процессе функционирования сенсомоторного интеллекта.
Остановимся еще на нескольких выступлениях участников дискуссии. Необходимо отметить, что, вообще, обсуждение обеих концепций шло по линии выяснения происхождения, уровня универсальности, конститутивных признаков и поддающихся описанию свойств когнитивных структур.
Так, С. Пейперт высказался против генеративной гипотезы врожденных знаний Хомского, объясняя ее необходимость в генеративной концепции чрезмерной простотой и ограниченностью парадигмы, лежащей в основе процессов научения. Именно поэтому, по мнению С. Пейперта, Хомский и вынужден приписывать некоторым синтаксическим структурам характеристику врожденных [Papert 1979].
Своего рода вызовом концепции Пиаже явилась позиция Дж. Фодора, который полагает, что в процессе когнитивного развития не может быть приобретено ничего нового. За исключением очевидного прироста лексики и информации рост языка и знания должен, по его мнению, рассматриваться как последовательное развитие предопределенных стадий. Он утверждает, что в некотором смысле теории научения не существует, и пытается показать, что она и не может существовать, по крайней мере на данном этапе развития науки [Fodor 1979].
Компромиссной является позиция X. Путнэма, который полагает, что Пиаже и его противники недостаточно аргументировали свои позиции, и делает попытку доказать несостоятельность аргументов в обеих концепциях. Критикуя генеративистов, X. Путнэм утверждает, что грамматика есть свойство самого языка, а не свойство человека, т. е. она не основывается на врожденных знаниях. Не соглашаясь с Пиаже, он подчеркивает, что способность к абстракции, которую Пиаже считает существующей до языка, не имеет никакого смысла вне языка. В целом он признает, что и концепция Пиаже, и концепция Хомского содержат определенную долю истины [Putnam 1979].
По мнению же Ж. Мелера, одним из наиболее важных результатов дискуссии является единодушный отказ представителей той и другой школы от позитивизма и эмпиризма. В самом этом отказе он видит залог возрастания влияния их теорий на современную психологию. Что касается теории врожденности, то, по мнению Ж. Мелера, позиция Пиаже в ходе дискуссии стала менее непримиримой, эволюционируя к признанию, хотя и с некоторыми оговорками, фиксированного ядра [Mehler 1979].
Однако что бы ни говорил Ж. Мелер и другие участники этой дискуссии по поводу сближения позиций Пиаже и Хомского, на наш взгляд, это невозможно в принципе. Если теория Пиаже — это блестящая психологическая теория мышления, в основе которой лежит огромный экспериментальный материал, то генеративная теория Хомского в ее психолингвистическом применении не имеет под собой никакой психологической реальности. И, следовательно, бессмысленно требовать от этой теории ответов на вопросы о том, как в действительности происходит развитие языковой способности человека, что лежит в основе ее развития, какова роль мышления в этом процессе. Что касается психологической реальности понятий теории порождающей грамматики в том ее виде, как она разрабатывается в американской лингвистике, то по этому поводу высказываются вполне обоснованные сомнения советскими и зарубежными учеными. Так, нельзя не согласиться с мнением Э. Леннберга, что правила генеративной грамматики «не могут рассматриваться ни как физиологические, ни даже как психологические. Одни из них могут подразумевать существование некоторого биологического процесса, в то время как другие совершенно невозможно интерпретировать биологически. Например, правила ветвления и порядок их применения скорее всего вообще не могут иметь никакого физиологического коррелята», ибо «ссылка на синтаксические трансформации в контексте психологии или физиологии приемлема лишь в качестве метафоры» [Lenneberg 1973, 119]. Еще более категорична в своих суждениях Р. М. Фрумкина, которая считает, что в «порождающей грамматике», «порождающей семантике» и т. п. слово «порождающий» не значит ничего, кроме выбора динамического способа представления объекта в противоположность статическому. «„Порождение”, „трансформация”, „глубинная структура” *в контекстах упомянутых теорий — это всего лишь метафоры. В подобных случаях поиск эмпирических аналогов для таких понятий не имеет смысла: теории данного типа, будучи высоко формализованными и внутренне непротиворечивыми, не имеют непосредственного выхода на эмпирию, да и не обязаны его иметь» [Фрумкина 1978, 330].
Концепция Ж. Пиаже – предыдущая | следующая – Развитие интеллекта