Копьев Андрей Феликсович, кандидат психологических наук, Вопросы психологии, 1990, N 3.

Современное состояние консультативной практики, характеризующееся большим многообразием научно-теоретических идей, методов и психотерапевтических техник, настоятельно побуждает к поискам более общего взгляда на этот предмет. Вместе с тем опыт конкретной консультативной работы требует осмысления в адекватной системе понятий, в рамках которой он, не утрачивая своей специфичности, мог бы быть интегрирован и научно сопоставлен с другими опытами и их теоретическими интерпретациями.
Известно, что психотерапия, психологическое консультирование не представляют собой нечто единое, а, наоборот, являются совокупностью методов и приемов воздействия на личность, весьма различных как по своим «идеологическим», научным предпосылкам, так и по своему исполнению (это особо следует подчеркнуть применительно к отечественным условиям, где профессиональное становление практических психологов происходит на изначально эклектической, «мозаичной» теоретической и методической базе). Поэтому представляется важным, чтобы теоретические основы изучения психотерапевтического общения не были жестко привязаны к тем или иным конкретным психологическим теориям, но, наоборот, были как бы «трансгредиентны» [2], внеположены им.

В качестве такой теоретической основы мы рассматриваем разработанную М.М. Бахтиным концепцию диалога [1], [2], для которой первичным, исходным фактом является само общение, взятое до (или вне) его психологических определений в понятиях той или иной концепции психотерапии. Это, в свою очередь, позволяет рассматривать в одной плоскости анализа все те феномены, которые имеют место при консультировании, независимо от научных принципов, которых придерживается психолог, независимо от его (и клиента) индивидуальных психологических особенностей, целей и задач данного момента психокоррекции и т. п.

В концепции М.М. Бахтина можно выделить два взаимосвязанных значения понятия «диалог»:

1. Д и а л о г как некоторая общечеловеческая реальность, как, с одной стороны, предпосылка, изначальное условие человеческого сознания и самосознания и, с другой стороны, как основная форма их реализации. С самого рождения человек погружен не в некую замкнутую самодовлеющую целостность — как то «общество» или «культура», «нация» или «класс» и т.п. (это уже абстракции, продукт научного «препарирования» жизни), которые более или менее успешно репрезентированы ближайшим его окружением: человек погружен в драматически-напряженное поле диалога — в многоголосие разнообразных личностных «манифестов», являющих собой ценностное утверждение и самоопределение окружающих людей. Поэтому всякий осмысленный акт человека помимо своего непосредственного прагматического значения является одновременно как бы репликой этого глобального диалога — актом согласия, несогласия, вызова, поддержки и утверждения тех или иных смыслов и ценностей и т.п. В этом плане может быть по-своему диалогичным даже избегание всякого самовыражения и последовательная невключенность в диалог как проявление н е ж е л а н и я человека в него вступать, как последовательное «нет» всяким попыткам самоопределения.

При таком, расширительном, толковании диалога можно путем интерпретации открыть диалогические моменты в любых сколь угодно закрытых и монологических формах значимого человеческого поведения, в любых «речевых жанрах» [2] общения.

2. Наоборот, в более узком своем значении диалог понимается как конкретное событие общения, при котором происходит как бы «размыкание» ценностного мира человека, его самообнаружение в конкретном взаимодействии, в ответ на соответствующий посыл партнера. Здесь происходит как бы прорыв личностей навстречу друг другу, фиксируемый в философском контексте такими, в частности, понятиями, как «коммуникация» (К. Ясперс), «Я—ты отношение» (М. Бубер), а в русле гуманистической психологии соотносимый с идеями открытого общения.

Если в первом — универсальном своем значении — понятие диалога не может рассматриваться в терминах количественных, как нечто, чего может быть больше или меньше или что может вовсе отсутствовать, поскольку диалогичность здесь — неотъемлемое свойство человеческой природы, которое может лишь по-разному проявляться, то во втором своем значении диалог — как конкретное жизненное событие общения — может состояться или не состояться. Здесь можно говорить о его различных степенях — о большей или меньшей диалогичности в общении и т.п. В данном смысле диалог является как бы моментом актуализации человеком своей подлинной природы, непосредственно связанным с преодолением различных форм сопротивления и защиты, опирающихся на инерцию привычно-адаптивного, недиалогического поведения: «закрытого», ролевого, «игрового», невротического, конвенционального, манипулятивного и пр.
Здесь мы используем понятие диалога в обоих этих значениях. С одной стороны, диалогическая трактовка психологического консультирования, психотерапии определяется идущим от бахтинской философско-антропологической концепции представлением о личности как участнике глобального диалога. Предполагается фундаментальная свобода самоопределения личности и в силу этого ее открытость, незавершенность и потому принципиальная несводимость к любым сколь угодно точным и тонким формулам — «диагнозам», определяющим ее как внешний объект. С другой стороны, в психотерапевтическом общении, в консультировании усматривается та конкретная ситуация, в которой самообнаружение личностью своих смысловых позиций д о л ж н о произойти. И в зависимости от того, произошло это или нет, т. е. состоялся ли между клиентом и консультантом этот «малый» диалог, и если состоялся, то в какой степени, мы можем говорить о наличии психотерапевтического контакта или отсутствии такового, а также о различных его уровнях [5], [7].

Диалогический уровень общения предполагает свободное вхождение в него. И точно так же при наличии диалогического посыла со стороны партнера по общению от диалога можно устраниться: свободно его избегать, прибегая к разнообразным формам сопротивления и защиты. Поэтому в ходе психотерапии такое общение не может быть «срежиссировано», организовано одним лишь консультантом, пусть и сколь угодно опытным и способным. Оно предполагает серьезную встречную активность клиента. Психолог-консультант, будучи сам готов к диалогу[1], побуждает к нему клиента, но при этом его позиция — позиция эстетической вненаходимости [2], [7] — характеризуется четким ощущением границ своей активности и активности другого, пониманием объективной ограниченности своих возможностей, чуткой и дифференцированной реакцией на волевое устремление клиента. Вхождение в диалог, как и избегание его, есть результат определенного нравственного выбора, в котором человек свободен и автономен,— тут его суверенная «территория». Для психолога здесь важна не столько та конкретная форма, в которой выражается в данный момент самоопределение клиента, значение сказанных слов, сколько общий, суммарный вектор его воли в ситуации консультирования — его диалогическая интенция.

Таким образом, диалогическая позиция консультанта предполагает некоторую новую, дополнительную «проекцию» образа клиента, расширяет круг социально-перцептивных задач, ограниченных, как правило, установлением психологического и клинико-психиатрического диагноза.

Это наиболее распространенные в практике психологического консультирования «измерения», в которых рассматривается клиент, хотя возможны, в принципе, и иные (ориентация на дефектологические, социологические, демографические, сексологические и пр. аспекты).

Рассмотрение клиента через призму научно-психологического или клинико-психиатрического знания позволяет понять его как носителя тех или иных психологических качеств и черт, усмотреть в его жизни проявление определенных психологических закономерностей, обусловливающих ту или иную форму дезадаптации; оно позволяет также отнести его к той или иной патохарактерологической категории и увидеть в его проблематике черты душевной болезни. Все это, однако, относится преимущественно к индивидному уровню, на котором человек рассматривается объектно, что лишь в ничтожной степени может характеризовать его как участника диалога. Потому что диалог невозможен с «характером», с «темпераментом», с «трудным подростком», с «самооценкой, с «невротиком», «психопатом» или «шизофреногенной матерью» и т. п.— он возможен только с человеком как со свободной личностью, вне каких бы то ни было объектных определений (и, возможно, вопреки им).

Дело, разумеется, не в том, чтобы вообще не принимать в расчет объектные характеристики клиента и не придавать никакого значения специальному психологическому и психопатологическому исследованию. Просто данные «проекции» нуждаются в существенном дополнении.

Психологический и психопатологический анализ (как, впрочем, и всякий иной анализ, рассматривающий человека объектно) дают, при всей возможной детализированности, плоскостной, «усеченный» образ клиента. В «третье» же измерение выводит ориентация на иное качество, которое неотъемлемо присутствует в консультировании,— это качество мы называем диалогической интенцией.

То, что в консультировании психолог имеет дело со свободным человеком,— с клиентом, который свободен оценивать себя, свою жизнь и обстоятельства этой жизни, оценивать ситуацию общения с консультантом, самого консультанта тем или иным образом и занимать по отношению ко всему этому свою позицию,— это определенный и совершенно непреложный факт. Эта свобода отношения клиента в реальности консультативной беседы и проявляется как диалогическая интенция — как большая или меньшая серьезность в намерении решать свои проблемы и обсуждать их в данной конкретной ситуации с данным конкретным консультантом.

Вполне понятно, что ориентация на ту или иную «проекцию» образа клиента предопределяет и характер консультативной работы с ним — ее стратегию и тактику. Увлеченность объектным видением клиента и неучет его свободного самоопределения приглушают диалогические обертоны в общении и, в пределе, вообще исключают их. Это чревато возникновением той парадоксальной ситуации, когда консультант стремится помочь человеку в его личных, семейных проблемах независимо от того, есть ли у этого человека действительное намерение их решать [6]. Последовательная попытка психолога реализовать в консультировании медицинскую модель взаимоотношений «врач — больной», где больной есть пассивный реципиент терапевтических усилий врача, приводит к установлению в беседе малопродуктивных речевых жанров, к появлению негласных (но оттого еще более тягостных) «обязательств» психолога перед клиентом — к избыточной и потому ложной ответственности консультанта за результат, который на самом деле в огромной степени зависит от серьезности усилий самого клиента. Невнимание к его диалогической интенции, попытка строить психотерапевтические отношения с ним, минуя силы диалогического напряжения (а подчас и вопреки им), приводит к грубому нарушению энергетического баланса в общении, к очевидной неравномерности «творческих вкладов».

Сильная распространенность среди психотерапевтов, консультантов и педагогов пресловутого «синдрома истощения» побуждает искать более экономные стратегии консультативной и психотерапевтической работы. Противоположный путь, составляющий, в сущности, попытку преодолеть описанные профессиональные затруднения, оставаясь на тех же позициях игнорирования свободы клиента, приводит к современным формам наукообразной магии и представляет собой уже последовательное и осознанное насилие над диалогической природой общения.

следующая – диалогическая интенция в практике психологического консультирования