Главное же, гипноз ощутимым образом напоминает нам об ограниченности наших знаний. Он заставляет нас ясно понять, что мы воздействуем лишь на неболь­шую часть спектра отношений и что психотерапия зиждется на факторах, которые в значительной части нам еще неизвестны. С этой истиной готовы, однако, согласиться лишь очень немногие психоаналитики.

И все же в наши дни во Франции наблюдается некоторое возрождение интереса к гипнозу в кругах психоаналитиков, и в частности среди учеников Лакана. Так, например, Жерар Миллер уже давно начал изучать гипноз, сначала в эпистемологическом плане, а затем и в экспериментальном. В недавней статье «Язык мэтра и гипноз» (Miller, 1977a) он дает первый обзор своих исследований.

Миллер пишет, что пытается применять гипноз, освободив его от всякого «церемониала». Он называет это «уличным гипнотизмом». Трудно сказать, какой точный смысл он вкладывает в это понятие, ибо он не приводит никакого конкретного примера. Судя по всему, имеется в виду максимальное очищение процесса ин­дукции с тем, чтобы «предоставить свободу действую­щим факторам». Такой метод равносилен отка­зу от специфических психофизиологических элементов гипноза: от установления особой атмосферы, благоприятствующей изменению состояния сознания. И дей­ствительно, для Миллера эта обстановка лишь внешне играет определяющую роль в создании гипнотических феноменов. «Я экспериментировал с гипнозом в состоя­нии бодрствования…— пишет он,— потому что хотел четко показать следующее: мы никогда не знаем, в ка­кой именно момент он начинается. Я хотел также показать, что он начинается всегда раньше, чем мы думаем». Иными словами, гипнотическая ин­дукция развивается потому, что пациент уже загипно­тизирован. Гипноз предполагает, что до начала всяких манипуляций устанавливается символический договор, правила игры, в силу которых пациент подчиняется воле гипнотизера, ставит себя в положение «раба» по отношению к наделенному властью «мэтру».

Таким образом, гипнотическое отношение сводится к феномену чистой внушаемости. В этом смысле позиция Миллера несколько напоминает позицию некоторых американских исследователей, стремящихся показать, что гипнотические феномены могут быть достигнуты также внушением в состоянии бодрствования. Правда, между ними есть принципиальное различие. Упомяну­тые американские исследователи являются психолога­ми-экспериментаторами, которые в целом стремятся оставаться на чисто описательном уровне. Миллер же, напротив, остается в рамках психоанализа. Если гип­ноз — игра, то эта игра, имеющая бессознательное значение.

Мы не будем подробно останавливаться на идеях Миллера, опирающихся на концепции и математические формулы Лакана. Скажем только, что их основу сос­тавляют положения Фрейда, разработанные в труде «Психология масс и анализ человеческого «я»» (1921) и прокомментированные Лаканом (1973); согласно этим положениям, в гипнотическом отношении объект — гипнотизер — занимает место «идеала я».

Внушаемость, которую проявляет гипнотизируемый, является, следовательно, лишь средством реализации фантазма всемогущества путем идентификации с вооб­ражаемым «мэтром». И, стало быть, власть гипнотизера является мнимой. Она всего лишь выполняет функцию, возложенную на нее загипнотизированным пациентом.

Напомним, что Стюарт (1969, с. 201) уже выска­зывал сходную идею, когда сравнивал гипнотическую ситуацию с британской парламентской системой, где королева обладает лишь той властью, которая вверена ей народом.

Если Миллер рассматривает гипноз только в плане внушаемости, то другой последователь Лакана, Нассиф, анализирует гипнотическое отношение с точки зрения его специфики. Его выдающаяся работа, носящая, прав­да, по преимуществу исторический характер, представ­ляет собой плод десятилетнего труда. Автор исследует в ней роль гипноза в создании психоанализа (Nassif, 1977).

Здесь нет возможности изложить столь богатую по содержанию и объемистую книгу. Мы ограничимся лишь несколькими положениями автора, особенно важ­ными для нас в силу того, что они свидетельствуют о снятии табу, окружавшего до сих пор гипноз в среде французских психоаналитиков.

Опираясь на работы Фрейда, относящиеся к 1886— 1892 гг., то есть к периоду от его возвращения из Парижа до появления «Предварительного сообщения», охватывающему пять важнейших лет в развитии его учения, Нассиф прослеживает пройденный Фрейдом путь и остроумно замечает: если Фрейд и отказался от внушения, он никогда не отказывался от гипноза. Поскольку гипноз в его время рассматривался как злоупотребление властью, заявление Фрейда о том, что он прекращает заниматься гипнозом, было просто уловкой с его стороны. В действительности же (мы уже говорили об этом в начале данной главы) вся, по выражению Нассифа, «декорация» психоаналитиче­ского сеанса — кушетка, положение лежа и т. п.— ведет свое начало от гипноза. Язык психоанализа неотделим от этой «декорации»; он не может сущест­вовать без своего рода естественного обмена, в котором предметами обмена служат взгляд и голос.

Важнейшее отличие гипноза состоит в том, что пациент не смотрит на гипнотизера (многие пациенты закрывают глаза) и сосредоточивается на его голосе. В «декоративно-сценической» стороне психоаналитиче­ского сеанса всегда присутствует элемент гипноза, гипноз всегда лежит в основе сеанса психоанализа, и сама теория психоанализа никогда не появилась бы на свет, если бы Фрейд не занимался гипнозом. И не­смотря на это, все психоаналитики пошли по пути «медицинского вытеснения» гипноза.

Мы согласны с Нассифом относительно общности, существующей между психоанализом и гипнозом. Однако при чтении его книги возникает впечатление, будто Фрейд, создав психоанализ, выявил в гипнозе то, что является в нем главным, освободив его от того, что Нассиф называет «шелухой внушения». Такая точка зрения легко может стать уловкой для того, чтобы, признавая важность гипноза, одновременно отказаться от него. Если гипноз то же самое, что и психоанализ, то первым нет нужды заниматься, разве что в историческом плане, поскольку он послужил для становления психоанализа. На наш взгляд, проб­лема вовсе не является решенной, и изучение гипноза, как мы подробно показывали в ходе нашего изло­жения, необходимо для расширения наших знаний в области феноменов отношений. У психоаналитиков есть все основания заняться проблемой гипноза, если они действительно хотят знать, что они делают. В сущности, исследователи сталкиваются всегда с одной и той же проблемой. Нассиф, как и Миллер, сбрасывает со счетов психофизиологический аспект гипноза. Чтобы объяснить такие явления, как гипноанестезия или вну­шенный ожог, последователи Лакана прибегают к ме­тафоре: означающее, говорят они, включено в тело. Однако, рассуждая так, они предполагают заранее, что проблема решена. В самом деле, в чем состоит это включение? Почему оно не происходит у всех людей и при любых условиях? До тех пор, пока мы не сможем ответить на подобные вопросы, такие тер­мины, как «означающее» или «включение», будут в ка­кой-то части оставаться темными.

Гипнотическая ситуация – предыдущая  |  следующая – Психобиологическая дилемма: нейрофизиология

Л. Шерток. Непознанное в психике человека. Содержание