Конфликт, который связан с сохранением веса, пред­ставляет собой, пожалуй, наиболее явный поведенческий конфликт. В тот момент, когда ребенок начинает поднимать предмет, он уже должен выбрать то или иное усилие. Раз­личные усилия, очевидно, несопоставимы друг с другом.

Во всех случаях конфликтов поведенческого типа со­храняется, однако, возможность того, что подлинный кон­фликт разыгрывается между правилами, контролирующи­ми выполнение соответствующих действий. Несовмести­мость двух форм поведения может просто сигнализировать о несовместимости соответствующих правил, так что сам процесс уравновешивания мог бы иметь отношение непо­средственно к правилам. Не исключено, что уравновеши­вание осуществляется даже на более высоком уровне — уровне представлений, которые генерируют правила. Ве­роятно, бритва Оккама [26] уже давно поблескивает в чьей-то руке! Поведение! Правила! Представления! К чему все эти термины, если в конечном счете наблюдать можно только поведение? Ответ отчасти связан с понятием стадии, а отчасти также с природой изменений поведения, наблюдаемых в ходе нознавателыюго развития. Те формы поведения, которые мы выбрали для анализа, представля­ют собой лишь малую часть поведенческого репертуара младенца на определенной стадии развития. Если понятие стадии правомерно, то изменение одной из этих форм пове­дения предполагает, что изменятся и все другие формы поведения, типичные для этой стадии. Данное теорети­ческое предположение до сих пор еще не было проверено, но это, несомненно, можно будет сделать. Оно представля­ется правомерным по крайней мере для перехода представ­ления о предмете от стадии III к стадии IV. Во время этого перехода младенец более или менее синхронно меняет свои действия в широком диапазоне ситуаций. Но если значи­тельное количество конкретных проявлений поведения меняется одновременно, то представляется более разум­ным допустить изменение одного-единственного представления, которое создает все эти действия, нежели предпола­гать существование множества независимых изменений в каждой сфере поведения. Хотя в настоящее время нет достаточных данных для того, чтобы принять или отверг­нуть гипотезу о том, что изменения происходят на уровне, более абстрактном, чем уровень поведения, я склонен при­нять ее в качестве рабочей гипотезы, которая должна быть проверена в будущем. Нa мой взгляд, эта гипотеза могла бы быть проверена довольно легко.

Одна из причин, которая убеждает в том, что развитие не совершается на уровне отдельных моторных актов, за­ключается в очевидной независимости развития в целом от какой-либо конкретной формы поведения. Дети соответ­ствующего возраста часто выполняют предложенные им тесты независимо от того, тестировались ли они раньше и выполняли ли они когда-либо моторные акты, требуе­мые для решения предлагаемой поведенческой задачи. Самый сильный пример этого получен Гуа-Декари (1965) и ее исследованиях талидомидных детей [27]. Она устано­вила, что сенсомоторный интеллект этих детей, тестировав­шихся в возрасте около двух лет, был примерно нормаль­ным. При выполнении тестов эти дети зубами стаскивали платок, чтобы узнать, куда экспериментатор спрятал ис­чезнувший предмет. Эти результаты должны напомнить о возможности понимания развития как простого созрева­ния — реализации генетических программ роста мозга. Такая возможность, однако, не является обязательной, если обсуждаемое нами развитие носит концептуальный характер. Поскольку талидомидные дети могут отслежи­вать предметы глазами, как и нормальные дети, они долж­ны были бы нормально развиваться вплоть до стадии IV. Затем пути развития поискового поведения у талидомид­ных и нормальных детей расходятся. Несмотря на это, нет оснований считать, что различными должны стать и их представления. Однако их способы проверки правильно­сти своих представлении будут, конечно, совершенно осо­быми. Там, где нормальный ребенок манипулирует скры­вающим предметы платком или экраном, талидомидный ребенок может только смотреть. Нормальный ребенок мо­жет открыть значение отношения «внутри» в ходе его манипуляторной активности. Талидомидный ребенок может от­крыть его только с помощью внимательного наблюдения. Но как только начинается кормление из чашки, этот ребе­нок получает мощную поддержку в своих наблюдениях. Данные Гуа-Декари показывают, что этот способ откры­тия почти столь же эффективен, как открытие посредством ручных манипуляций.

В этом контексте представляется чрезвычайно интерес­ным понаблюдать за неорганизованным игровым поведе­нием младенцев. При этом нередко можно видеть, как де­тишки самостоятельно придумывают ситуации тестирова­ния представлений о постоянстве предмета. Закрывание и открывание предметов становится любимым занятием мла­денцев в возрасте примерно шести месяцев. Любая игруш­ка, в которой что-то исчезает и потом появляется, привле­кает пристальное внимание младенца. Возможно, именно поэтому столь многие популярные у детей этого возраста игрушки основаны на использовании этого приема. Те младенцы, у которых есть игрушки в коробках и аккурат­ные матери, почти неизбежно приходят к необходимости руководствоваться в своем поведении следующим прави­лом: «Ищи предмет, который исчез непонятным образом, там, где он обычно находится», причем это «там» естественно означает коробку, в которой обычно лежит игрушка. Нередко можно наблюдать младенцев, отбрасывающих игрушку в сторону, затем ползущих к коробке из-под иг­рушки, возвращающихся с пустыми руками и начинающих искать игрушку в других местах. Если младенцу удается найти игрушку, вся эта процедура может стать игрой.

поведенческий конфликт – предыдущая | следующая – нормальное окру­жение