Я полагаю, что аспект психологии Я важнее. Мы можем сказать, что психосоматически больной ребенок служит матери средством воплощения ее бессознательного конфликта идентичности в материнской роли, дающим тем самым возможность контролировать этот конфликт. Ребенок служит матери, так сказать, внешним носителем симптомов. Точно так же, как мать из-за страха своей идентичности может функционировать лишь как псевдо-мать, посколь­ку ребенка, за которым ухаживает, она же и делает больным, так же и ребенок может пользоваться лишь ложной идентичностью психосоматического боль­ного, чтобы тем самым закрыть собой «дыру» в Я матери.

Например, мать пациентки, с раннего детства страдающей бронхиаль­ной астмой, пишет дочери: «Твое здоровье, дитя мое, – моя самая большая забота». Пациентка, однако, напрасно всю жизнь старалась получить призна­ние матерью своих усилий по развитию собственной идентичности. Успех в учебе и профессии, партнерские отношения, жилье, путешествия – на все это мать реагировала стереотипными опасениями того, что эти опасные предпри­ятия могут разрушить здоровье пациентки, и отказывалась принимать в этом участие. Лишь когда дочь становилась больной и беспомощной, удовлетворяя тем самым бессознательные потребности матери, та оказывала ей любовь, участие и внимание.

Эта ситуация, с которой мы постоянно сталкиваемся в терапии психосо­матических больных, показывает, что психосоматическое симптоматическое поведение следует межличностной динамике, в которой мать заставляет ре­бенка отказаться от развития и отграничения собственной идентичности и принять вместо этого псевдоидентичность носителя симптомов, когда мать может поддерживать свою собственную псевдоидентичность.

Конечно, описанные здесь процессы межличностного перемещения сим­птомов не могут ограничиваться отношениями матери и ребенка. Они заложе­ны в бессознательную динамику всей первичной группы. Она может лишь тогда позволить своим членам формирование и реализацию собственной иден­тичности и поддерживать их в этом, когда сама имеет идентичность как груп­па и может отграничить себя от внешнего мира. Далее я остановлюсь на этом подробнее. Здесь мне важно прежде всего показать, что психосоматический процесс, о котором говорил Миттерлих (1954), a priori является межличност­ным. Поэтому он не может быть адекватно понят в рамках индивидуально- психологической концепции ортодоксального психоанализа. Я же придержи­ваюсь мнения, что проявления психических и соматических расстройств в каждом случае указывают на нарушения межличностного процесса психосо­матического развития, и поэтому всякая форма патологии, даже проявляюща­яся в форме индивидуального заболевания, восходит к патологическому нару­шению взаимодействия в группе, членом которой является больной и носите­лем симптомов которой он служит. Психосоматические нарушения индивиду­ума параллельны разрыву межличностных связей в группе, в которой он вы­рос и живет.

Первая группа, в которую входит человек, является диадным симбиозом матери и ребенка, или это группа, которую мать и ребенок формируют в пери­од беременности. В обеих ситуациях – беременности и раннего симбиоза – мать нуждается в адекватной поддержке окружающих. Стиль, в котором она ведет себя с полностью зависимым от нее ребенком, в свою очередь зависит от того, как мать может воспринимать и вести себя в межличностных рамках своей жизненной ситуации. Поэтому диада матери и ребенка – не изолирован­ный остров. Мать является посредником, представляя ребенку в симбиозе вне­шнюю группу, а окружению – потребности ребенка. Ибо ребенок не только формируется группой, он и сам меняет ее жизненную ситуацию, в которую входит при рождении, уже до рождения влияя на поведение и фантазии чле­нов группы. Именно в этой функции посредника заключается значение реша­ющего влияния матери на жизненную ситуацию человека вообще.

Поэтому процесс симбиотического взаимодействия является также ре­шающим относительно успеха развития соматического Я и формирования со­матической идентичности, образующего основу дальнейших шагов развития. Формирующая сила этой ситуации раннего развития определяется интернализацией ребенком различных аспектов вспомогательного Я матери и «facilitating environment» первичной группы в форме границы между Я и окру­жением и представительства образов, окружающих внутри Я. Отграничение дает собственную идентичность, функциональный аспект которой Рапапорт (1958) описал как «относительную автономию». В дальнейшем эта идентич­ность во взаимодействии с окружающим миром, с одной стороны, постоянно расширяется и дифференцируется, с другой же – должна постоянно подтвер­ждаться вновь и вновь.

Нарушения развития идентичности могут появляться в каждой фазе это­го процесса на протяжении всей жизни индивидуума. Они всегда заложены в бессознательной динамике группового процесса по отношению к таким вне­шним группам, как семейная и профессиональная, а также интернализованному в раннем детстве представительству первичной группы. Поэтому если здесь подчеркивается решающее для жизни значение симбиоза и первичной группы, это не означает, что влияние более поздних жизненных групп не явля­ется важным. Ранняя групповая ситуация значима потому, что, исследуя ее, мы можем получить информацию, позволяющую нам понять, что является ядром каждого болезненного процесса, а именно: кризис в формировании, поддержании и развитии собственной идентичности. Такой кризис всегда яв­ляется индивидуальным выражением кризиса группы.

Амбивалентность матери – предыдущая | следующая – Психосоматическая симптоматика у ребенка

Психосоматическая терапия. Оглавление