/     /  
Структурное заболевание Я

Структурное заболевание Я

Эти концепции весьма близки моим представлениям о структурном нарциссическом дефиците в смысле дыры в Я. Однако, в отличие от Марти (1968), я не считаю, что «прогрессирующая дезорганизация», которую он наблюдает при психосоматическом заболевании, является «самым отчетливым проявле­нием инстинкта смерти» (the clearest manifestation of the death instinct). Я пола­гаю, что с позиций психологии Я объяснение, что деструктивный процесс свя­зан с возникновением структурного нарциссического дефицита, является бо­лее адекватным. Я детально излагал эту концепцию, в том числе говоря об архаических болезнях Я, в своей работе «Динамическая психиатрия» (Ammon, 1973а). В ней я показываю, что формирование границы Я как процесса отгра­ничения Я в симбиозе является решающей фазой развития Я и идентичности.

Это возникновение границы Я, способствующее различению Я и не-Я в плане формирования собственной идентичности, в рамках моей концепции становится возможным благодаря первично заложенным функциям Я ребен­ка. Здесь особую роль играют конструктивная агрессия и креативность, пони­маемые мной как центральные функции Я. В формировании границ своего Я, ребенок зависит также от постоянной поддержки окружения, своей так назы­ваемой первичной группы, в особенности матери. Нарушения на ранних ста­диях симбиогического взаимодействия ведут к психопатологическим синдро­мам, которые, с одной стороны, характеризуются неспособностью различать между Я и не-Я, поскольку нарушается формирование границы Я, с другой же стороны, усилившейся деструктивной агрессией, поскольку речь идет о пато­логической деформации центральных функций Я.

При этом, с моей точки зрения, структурный дефицит границы Я являет­ся следствием отсутствия или недостаточного и нестабильного обращения со стороны матери и первичной группы. Ребенок становится жертвой неспособ­ности матери и других воспитывающих лиц удовлетворять его потребности – часто в форме открыто враждебного отвергания или просто безразличия, что вызывает экзистенциальный страх быть покинутым. Слабым границам его Я угрожает уничтожение из-за наплыва внутренних и внешних импульсов, чуж­дых его Я и ведущих к дезинтеграции чувства Я. В ходе незрелой защиты от этой опасности вместо отграничения с помощью функции идентичности Я, обеспечивающей гибкую коммуникацию внешнего мира с внутренним, насту­пает отщепление всей затронутой зоны жизненного опыта, накопленного Я, и отрицание соответствующей зоны реальности. Возникают, так сказать, белые пятна на карте Я, зоны, в которых Я ребенка лишено опыта восприятия внеш­него и внутреннего мира, поскольку соответствующие ситуации остаются свя­занными с первичной экзистенциальной тревогой. Эти «белые пятна» будут позднее отрицаться и отщепляться как чуждые для Я. Таким образом возника­ет дыра в Я, структурный нарциссический дефект в формировании границы Я. Затронутые зоны жизненного опыта не могут быть подключены к дальней­шему развитию. Ребенок остается здесь в диффузной зависимости от недиф­ференцированных объектов, воспринимаемых как разрушительные и угрожа­ющие жизни, что запускает защитный механизм отщепления.

Продуцируемая таким образом психопатологическая симптоматика, ко­торую я отношу к спектру так называемых архаических заболеваний Я, в це­лом характеризуется неспособностью к отграничению собственной идентич­ности, симбиотической связью с недифференцированными объектами, архаи­ческим страхом быть поглощенным и уничтоженным этими объектами. Спе­цифическую динамику такого «симбиотического комплекса», развивающего­ся в форме соответствующего симптоматического поведения, мы можем по­нимать как попытку получить отграничение Я хоть в какой-нибудь форме за счет заполнения симптомом «дыры в Я» (ср. Ammon, 1971 d, 1972b, с, 1973а).

Как правило, связанная с этим симптоматическим поведением деструк­тивная динамика выражает, как я полагаю, не деструктивный инстинктивный процесс, а скорее ставшую автономной за счет интроекции реакцию на ран­нее окружение ребенка, не обеспечивавшее ему конструктивно-агрессивное и креативное отграничение идентичности Я (ср. Ammon, 1970а, 1972а, 1973с).

В этом смысле я понимаю психосоматическое заболевание как выражение структурного заболевания Я. Оно говорит о том, что пациент уже при формиро­вании своего соматического Я перенес повреждение в форме нарциссического дефицита, сделавшее для него невозможным выход из симбиотической зависи­мости и отграничение собственной идентичности. Поэтому он в последующем развивает гиперадаптацию к требованиям внешней реальности в форме меха­нического, лишенного смысла функционирования и реагирует на каждое требо-, аание активного определения своей идентичности бегством в ложную идентич­ность, характерную для психосоматического больного. Вместо вопроса «кто я?», связанного для больного с экзистенциальным страхом, выступает вопрос «что со мной?», на который он постоянно ищет ответ. Иными словами, вопрос о соб­ственной идентичности подменяется вопросом о симптоме, функционирующем как эрзац идентичности. При этом симптом представляет интроецированную мать раннего детства, которая в симбиозе отвергла потребность ребенка в ак­тивном определении и отграничении собственной идентичности и лишь тогда была способна на любовную заботу, когда ребенок заболевал и вместо вопроса об идентичности выступал вопрос о симптоме.

На аспект идентичности психосоматического заболевания обращал вни­мание также Винникотт (1966). Он понимает психосоматическое заболевание как следствие расщепления (split) в организации Я пациента и как попытку защиты от грозящей потери идентичности в конфликтном взаимодействии с интроецированной симбиотической матерью. В то время как у здорового име­ется эмоционально положительно окрашенная идентичность организации Я и соматического Я, при психосоматическом расщеплении Я эта идентичность утрачивается. Он утверждает, что «психосоматическая диссоциация меняет значение Я». При этом он подчеркивает, что расщепление Я психосоматичес­кого больного само по себе является результатом растепления Я преэдипаль- ной матери. Поэтому его следует понимать как попытку отразить угрозу, свя­занную для развивающегося ребенка с таким расщеплением Я матери. Я хотел бы далее детально коснуться этого аспекта, с моей точки зрения, решающего для патогенеза психосоматического симптоматического поведения (ср. Ammon, 1971d, е, 1972b).

Пренатальная психосоматика – предыдущая | следующая – Амбивалентность матери

Психосоматическая терапия. Оглавление


Записаться на онлайн консультацию к психологу

Мартынов Сергей Егорович
Семейный психолог, психотерапевт, клинический психолог, преподаватель по психотерапии МГУ, МИПЗ
Малкина Кристина Игоревна
Семейный психолог. Сексотерапевт. Психодиагност. Арт-терапевт
Раманни Галина Алексеевна
Клинический психолог, детский и подростковый психолог, когнитивно-поведенческий психотерапевт, DBT-терапевт, психотерапевт
Гольм Мария Александровна
Клинический психолог
Щур Анастасия Евгеньевна
Психолог, психотерапевт
Шумай Екатерина Михайловна
Психолог
Аристова Влада Вячеславовна
Клинический психолог
Канушкина Алиса Романовна
Психолог, когнитивно-поведенческий терапевт, детский нейропсихолог
Демина Мария Дмитриевна
Клинический психолог, психолог-психотерапевт
Чепелюк Анастасия Андреевна
Психоаналитически ориентированный терапевт, клинический психолог, нейропсихолог
Кулаков Сергей Сергеевич
Клинический психолог, ведущий специалист-психолог с заключением для суда
Скорина Елена Петровна
Клинический психолог детский и взрослый, кандидат педагогических наук
Михайлова Анна Дмитриевна
Клинический психолог, психотерапевт
Алиева Лейла Мусаферовна
Психотерапевт, психолог
Оганезов Сергей Альбертович
Психотерапевт-сексолог, клинический психолог
Юзьвак Екатерина Григорьевна
Психотерапевт, психолог, психоаналитик
Копьев Андрей Феликсович
Клинический психолог
Ермушева Анастасия Алексеевна
Клинический психолог, психоаналитически ориентированный специалист
Александров Антон Сергеевич
Клинический психолог, психодиагност, детский нейропсихолог
Катунина Дарья Сергеевна
Психолог
Федченко Ирина Владимировна
Когнитивный психотерапевт, клинический психолог
Голова Екатерина Викторовна
Клинический психолог, телесно-ориентированный психотерапевт
Алякаева Мадина Фатовна
Клинический психолог, член ассоциации EMDR терапевтов
Зайцева Татьяна Евгеньевна
Детский клинический психолог
Крылова Наталия Николаевна
Клинический психолог
Берковская Наталья Викторовна
Психолог
Бучнева Полина Дмитриевна
Детский психолог
Арутюнов Эрнест Иванович
Клинический психолог, психоаналитический психотерапевт, тренер навыков DBT
Павлова Вселена Александровна
Психолог
Егиазарян Элеонора Александровна
Клинический психолог
Корзюкова Дарья Андреевна
Клинический психолог, член Ассоциации Когнитивно-поведенческой психотерапии
Чибисова Полина Алексеевна
Психолог
Телицына Юлия Вадимовна
Клинический психолог
Гоголаури Ирина Сергеевна
Психолог
Шувалов Валерий Алексеевич
Клинический психолог, патопсихология
Ольшанская Полина Алексеевна
Клинический психолог
Киселева Ольга Андреевна
Психолог
Моисеева Полина Алексеевна
Клинический психолог
Мартишина Ирина Сергеевна
Клинический психолог
Градскова Анастасия Андреевна
Психолог
Рассказова Елена Игоревна
Клинический психолог, психотерапевт

Контакты

м. Кузнецкий мост
м. Трубная
Адрес: Москва, Неглинная улица, дом 14/1А
Телефон: +7 (495) 260-04-69
Часы работы : 9:00 – 22:00 (без выходных и перерыва на обед)