125. Отражение человеческой психики в художественной литературе наших дней (Шерозия)

То, что Джойс лишь нащупывал, экспериментально осуществляя в своем "Улиссе" (и навлекая на себя бурю негодования консервативно мыслящих или просто недостаточно информированных читателей), художники наших дней имеют возможность осуществлять уже гораздо более уверенно, исходя из новейших данных современной психологии. Проблеме сознания было посвящено за последние годы множество работ как за рубежом, так и в Советском Союзе. Сегодня не требует доказательств та истина, что сознание - это контролируемое и управляемое личностью отображение действительности, которое реализуется только на основе непрерывного и тесного взаимодействия личности с обществом. Несомненен - особенно для художника, стремящегося к более глубокому и правдимому отражению душевной жизни человека, - и тот факт, что категория сознания не охватывает все без исключения психические явления и что существует обширный ряд психологических явлений, которые осуществляются вне сферы сознания, хотя и не могут быть оторваны от этой сферы. Они выступают при этом в роли существенного и неотъемлемого двигателя сознательных действий и переживаний людей. Современный этап развития психологии потребовал поэтому дальнейшего углубления теоретического анализа сущности бессознательно-психических явлений, что по существу и было, в первую очередь, проделано у нас в работах Ф. В. Бассина и А. Е. Шерозия (В монографии Ф. В. Бассина [2] показаны реальность бессознательно-психических явлений и актуальность дальнейшего изучения проблемы скрытых от сознания состояний, оказывающих существенное (а иногда и решающее) влияние на реализацию субъективных переживаний и действий личности. Те же вопросы развиты и более детально разработаны в книгах А. Е. Шерозия [9; 10]). В частности, в работе "К проблеме сознания и бессознательного психического" (том I, 1969; том II, 1973) А. Е. Шерозия подчеркивает то обстоятельство, что "бессознательное - это специальный термин, родившийся как понятие, выражающее негацию сознания и в определенных отношениях всегда имеющее в науке противоположный понятию сознания смысл. Под этим термином может подразумеваться вся сфера, лежащая вне сознания, в том числе и биосфера и сфера бессознательного психического". Стало быть, само "понимание проблемы бессознательного принципиально зависимо от того, как будет понята проблема собственно сознания. Две эти проблемы друг без друга разрешиться не могут, в отдельности не могут быть построены также ни общая теория сознания, ни общая теория бессознательного" [10, 8 - 9] (Углубление проблемы бессознательного нуждалось в конкретизации и требовало установления связи с индивидуальными особенностями личности. Ф. В.Бассин и А. Е. Шерозия справедливо указывали на то, что первым это во всей полноте почувствовал 3. Фрейд, и именно от Фрейда, добавлю я здесь, это понимание перешло к Джойсу. Во всяком случае, я вполне разделяю мнение А. Е. Шерозия о том, что "до Фрейда фактически не было ни психологии личности, ни, стало быть, психологии бессознательного. Он существенно изменил основное традиционное содержание как той, так и другой, вплоть до основного традиционного содержания самого феномена личности" [10, 29]). 2. Изучение как сознания, так и бессознательного психического, без чего немыслима современная психология, было той научной основой, к которой давно тяготело и на которой постепенно выросло современное искусство - искусство художественного анализа внутреннего мира человека. Одними писателями это новое направление до конца еще не осознано и не осмыслено, другие, напротив, идя в ногу с научной мыслью второй половины столетия, начинают по-новому осознавать свой творческий процесс. Примечательно в этом отношении предисловие, предпосланное книге новелл Грэхема Грина, вышедшей в 1072 году в издательстве "Бодли Хэд". Интересно оно как для раскрытия метода Грина в работе над своими книгами, так и для понимания сдвигов, происходящих в понимании творческого процесса как такового, художественного проникновения больших мастеров слова в глубины человеческой психики. Грин начинает свои рассуждения о том, как он пишет, с утверждения, что писатели делятся на таких, которые известны как романисты и работают преимущественно над большими формами и лишь между прочим пишут несколько новелл, и таких, которые, напротив, всю жизнь пишут только новеллы и однажды, как бы между прочим, создают один или несколько романов. Различие это, по Грину, не имеет отношения к ценности создаваемого - оно лишь отражает "разные образы жизни". "Когда создаешь роман, а процесс этот может занять годы, автор его, ставя последнюю точку, уже не тот, что когда-то его начинал". Дело для Грина не в том, что развивались персонажи, - менялся, создавая их, сам писатель. Рассуждения его связаны с пониманием психологической эволюции пишущего, происходящей во взаимодействии с созданными им персонажами и положениями. "Исправляя написанное, писатель ощущает безнадежность попытки поправить то, что было создано когда-то. "Это никогда не кончится", в отчаянии говорит он сёбе. "Я никогда не исправлю этот абзац". А следовало сказать: "Я никогда больше не буду тем человеком, каким я писал все это много месяцев назад" [13, IX]. Новеллу Грин воспринимает как форму бегства от необходимости жить с одним и тем же персонажем в течение нескольких лет (как бывает при создании романа), "заражаясь его ревностью, его подлостью, нечестными приемами его мысли, вместе с ним совершая подлость предательства". Мотивируя так свои "вылазки" в область новеллистики, Грин дает интереснейший комментарий к тому, как новеллы им создавались. В тезисной форме писатель формулирует свои мысли о роли подсознания в творческом процессе, которые он высказывал за последние годы неоднократно [3].      

психика - предыдущая | следующая - голоса

Бессознательное. Природа. Функции. Методы исследования. Том II

консультация психолога детям, подросткам, взрослым