/     /  
Психосоматические расстройства и перверсии

Психосоматические расстройства и перверсии

Эта конструктивная надежда на саморазрушающую перверсную актив­ность, поиск экзистенциального чувства терпит крушение в результате того, что Анна Фрейд (1952) однажды назвала «the incapacity to love and the threat of emotional surrender»1. Иными словами, в результате неспособности перверс­ного больного любить и его экзистенциального страха перед эмоциональной зависимостью от матери, которая позволяет своему ребенку иметь лишь ха­рактер идолизированной «вещи» (Khan, 1968), но неспособна признать и ува­жать его как личность.

В психодинамике психосоматического заболевания мы находим неожи­данные параллели этой динамике, представленной Кханом (1968) для сексу­альных перверсий.

  1. Больной организм воспринимается пациентом как не-Я, объект, с ко­торым он пытается установить интимные отношения, сходные с перверсным взаимодействием, в которых он мог бы воспринимать этот объект как часть своего Я.
  2. Чтобы установить связь с организмом, последний должен представ­ляться пациенту чужим. Это достигается за счет того, что организм выступает по отношению к Я как больной. При этом заболевание как болезнь собствен­ного тела отвечает потребности психосоматического пациента самому созда­вать объект, с которым он устанавливает отношения.
  3. Партнером психосоматического больного, его сообщником является его собственный организм. Он может, с одной стороны, восприниматься как не принадлежащий Я, с другой – как собственное творение.

Отклоняясь от известного мнения Фрейда, можно сказать: психосомати­ческий симптом является негативным изображением перверсии. Упоминае­мая здесь тесная связь между психосоматической реакцией и сексуально перверсным поведением основывается на сходстве динамики в ранних отноше­ниях матери и ребенка. Мать, вызывающая у ребенка как сексуальную первер­сию, так и психосоматическое заболевание, обращается либидинозно лишь к соматике ребенка, обеспечивая «внешнее нарциссическое питание» (Fenichel, 1945). Существенная разница заключается в том, что мать, вызывающая пер­версию, загружает либидинозно все действия, касающиеся здорового аспекта детского организма, например, церемонию мытья, одевания ребенка, все ма­нипуляции с его гениталиями. Тело ребенка при этом идолизируется. Она вос­принимает его как созданную ею самой игрушку. В отличие от этого, мать, вызывающая в ребенке психосоматическое заболевание, реагирует либидинозным обращением лишь на дефекты и болезни детского организма. Здесь именно заболевание, симптом дают матери возможность выполнить функцию защи­щающего, согревающего вспомогательного Я по отношению к ребенку. Обе матери не способны принять ребенка как личность, признать за ним его права, они игнорируют растущую идентичность ребенка, в результате его потреб­ность в автономии наталкивается на чрезвычайный страх быть покинутым и уничтоженным.

Следствием этого является последующее развитие бессознательного сте­реотипа повторяющихся реакций, сексуально перверсных в одном случае и психосоматических в другом, становящихся для пациентов единственной фор­мой экзистенциального восприятия себя или поиска собственной идентично­сти. При этом ставшая деструктивной агрессия, характеризующая как сексу­ально перверсное, так и психосоматическое симптоматическое поведение, яв­ляется выражением деформированной ранними повреждениями Я функции первично конструктивной агрессии.

По моему опыту, шизофреногенная мать характеризуется общей неспо­собностью быть матерью, то есть функционировать как внешнее вспомогатель­ное Я ребенка. Расщепление идентичности матери здесь столь хаотично, что отщепленные псевдоотношения не могут сформироваться с достаточной ста­бильностью и последовательностью. Ребенок безоговорочно отдан во власть хаотического, непоследовательного поведения этой матери. Менее вредонос­ным является так называемый тип инфантильной шизофреногенной матери (Pankow, 1968), ожидающей, что ее ребенок будет обращаться с ней, как ее мать.

С моей точки зрения, между перверсиями и психосоматическими расстрой­ствами существует целая шкала переходных состояний. Уже Гарма (1950, 1968) указывал на тесную связь психосоматической симптоматики и сексуально-перверсного реагирования – чаще всего бегства в гомосексуализм. Спелинг (1952, 1955, 1967, 1968) обращает внимание на то, что психосоматические пациенты часто демонстрируют поведенческое отреагирование, и видит также тесную связь между этим поведением (фетишистские объектные отношения в широком смысле слова. – Г. А.), сексуальными перверсиями и психосоматическими реакциями. Она понимает эти формы патологии как проявления гиперактивности Я, защи­щающегося таким образом от угрожающей потери объекта и связанного с этим архаического страха разрыва отношений. Ее указание на то, что психосомати­ческая реакция часто сменяет поведенческое отреагирование и перверсное сим­птоматическое поведение, когда в ходе аналитической терапии врач в переносе воспринимается как угрожающее Сверх-Я больного, то есть интернализованный внешний объект, может, с моей точки зрения, пониматься и таким образом, что психосоматическая реакция у этих пациентов означает шаг в направлении интеграции Я, так что пациент в рамках терапии может начать во взаимодей­ствии с врачом вместо разрушительного поведенческого отреагирования и пси­хосоматического симптоматического поведения постепенно устанавливать бо­лее адаптивные формы отграничения Я.

Однако этот положительный аспект психосоматическая реакция получает, лишь если пациенту предоставляется возможность в рамках терапевтического взаимодействия распознать ее как конфликт идентичности и отграничения и если ему позволяют действительно выразить и проработать связанную с этим дест­руктивную агрессию. Этот момент я хотел бы осветить более подробно.

По моему опыту, мы можем различать две группы психосоматической симптоматики, которые я предложил обозначать как первичное и вторичное психосоматическое заболевание (Ammon, 1972 b). В первом случае затронуты первичные функции Я – нарушения пищевого поведения, зрения, слуха, по­ходки, речи. Симптоматика при этом генерализована, фиксирована и мало­подвижна, она находит свое выражение в целостном соматическом процессе. При вторичном же психосоматическом заболевании ступень формирования символов достигает уровня архаического языка органов. Симптоматика силь­нее привязана к ситуации, чаще наблюдается смена симптомов.

Злоупотребление психоактивными веществами часто является формой поведенческого отреагирования, связанной с психосоматическими заболева­ниями. Здесь наркотическое средство выступает в роли интернализованной злой матери, от которой пациент не может отделиться, пациент зависим от наркотика, он разрушает его изнутри как отравленное молоко матери. Нарко­тик в восприятии пациента имеет качества как внутреннего, так и внешнего объекта. Злоупотребление психоактивными веществами может чередоваться с психосоматическим заболеванием. Мой сотрудник Юрген Гете (1972) пока­зал это в детальном изложении одного случая в своей работе «Психосомати­ческий симптом и наркомания».

[1] «неспособность любить, и угроза эмоционального поражения».

Психосоматическая реакция – предыдущая | следующая – Концепция психологии Я

Психосоматическая терапия. Оглавление



Записаться на онлайн консультацию к психологу

Мартынов Сергей Егорович
Семейный психолог, психотерапевт, клинический психолог, преподаватель по психотерапии МГУ, МИПЗ
Малкина Кристина Игоревна
Семейный психолог. Сексотерапевт. Психодиагност. Арт-терапевт
Раманни Галина Алексеевна
Клинический психолог, детский и подростковый психолог, когнитивно-поведенческий психотерапевт, DBT-терапевт, психотерапевт
Гольм Мария Александровна
Клинический психолог
Щур Анастасия Евгеньевна
Психолог, психотерапевт
Шумай Екатерина Михайловна
Психолог
Аристова Влада Вячеславовна
Клинический психолог
Канушкина Алиса Романовна
Психолог, когнитивно-поведенческий терапевт, детский нейропсихолог
Демина Мария Дмитриевна
Клинический психолог, психолог-психотерапевт
Чепелюк Анастасия Андреевна
Психоаналитически ориентированный терапевт, клинический психолог, нейропсихолог
Кулаков Сергей Сергеевич
Клинический психолог, ведущий специалист-психолог с заключением для суда
Скорина Елена Петровна
Клинический психолог детский и взрослый, кандидат педагогических наук
Михайлова Анна Дмитриевна
Клинический психолог, психотерапевт
Алиева Лейла Мусаферовна
Психотерапевт, психолог
Оганезов Сергей Альбертович
Психотерапевт-сексолог, клинический психолог
Юзьвак Екатерина Григорьевна
Психотерапевт, психолог, психоаналитик
Копьев Андрей Феликсович
Клинический психолог
Ермушева Анастасия Алексеевна
Клинический психолог, психоаналитически ориентированный специалист
Александров Антон Сергеевич
Клинический психолог, психодиагност, детский нейропсихолог
Катунина Дарья Сергеевна
Психолог
Федченко Ирина Владимировна
Когнитивный психотерапевт, клинический психолог
Голова Екатерина Викторовна
Клинический психолог, телесно-ориентированный психотерапевт
Алякаева Мадина Фатовна
Клинический психолог, член ассоциации EMDR терапевтов
Зайцева Татьяна Евгеньевна
Детский клинический психолог
Крылова Наталия Николаевна
Клинический психолог
Берковская Наталья Викторовна
Психолог
Бучнева Полина Дмитриевна
Детский психолог
Арутюнов Эрнест Иванович
Клинический психолог, психоаналитический психотерапевт, тренер навыков DBT
Павлова Вселена Александровна
Психолог
Егиазарян Элеонора Александровна
Клинический психолог
Корзюкова Дарья Андреевна
Клинический психолог, член Ассоциации Когнитивно-поведенческой психотерапии
Чибисова Полина Алексеевна
Психолог
Телицына Юлия Вадимовна
Клинический психолог
Гоголаури Ирина Сергеевна
Психолог
Шувалов Валерий Алексеевич
Клинический психолог, патопсихология
Ольшанская Полина Алексеевна
Клинический психолог
Киселева Ольга Андреевна
Психолог
Моисеева Полина Алексеевна
Клинический психолог
Мартишина Ирина Сергеевна
Клинический психолог
Градскова Анастасия Андреевна
Психолог
Рассказова Елена Игоревна
Клинический психолог, психотерапевт

Контакты

м. Кузнецкий мост
м. Трубная
Адрес: Москва, Неглинная улица, дом 14/1А
Телефон: +7 (495) 260-04-69
Часы работы : 9:00 – 22:00 (без выходных и перерыва на обед)