Приведем выборочные данные по РФ в гр. «Б» и «В»: Над­ломленный лук не может быть надежным, Хорош садовник — сладок крыжовник, На безрыбье и рак рыба, Похоже, как гвоздь на панихиду, Одна ласточка весны не делает и т. п.

Гр. «Б» — процент соотнесения иллюстраций с прямым знач./перен.—72/18%.

Гр. «В» — процент соотнесения иллюстр. с прямым знач./пе­рен.—40/60%.

В обобщенном виде результаты проведенных опытов можно представить следующим образом: 1) в возрастном диапазоне от 5 до 23 лет наблюдается явное предпочтение прямого значения отдельной лексической единицы (в нижнем возрастном мате­риале), которое ослабевает к верхнему пределу, где переносное значение начинает играть ведущую роль; 2) в среднем (во всех возрастных диапазонах) предъявленное изолированное слово стимулирует выбор иллюстрации прямого значения в значи­тельно большем проценте случаев и со стороны большего коли­чества испытуемых, чем та же лексическая единица, представ­ленная в контексте; 3) у части испытуемых гр. «Б» и у всех испытуемых группы «В» ряд вербальных единиц в составе РФ и ИФ, не говоря уже о тексте, ни разу не соотносились с иллю­страцией прямого значения. Так, например, получилось со сло­вом гвоздь: будучи предъявлено изолированно, слово в 100% случаев было соотнесено с рисунком гвоздя. Но уже тексты (Гвозди бы делать из этих людей, Крепче бы не было в мире гвоздей — один из примеров) и фразеологизм гвоздь программы не дали ни у школьников, ни у студентов связи с представлени­ем конкретного характера. Надо еще учесть, что в опыте на­глядный образ «вынесен наружу» и как бы предлагается субъ­екту. Отказ от провоцируемой ассоциации свидетельствует, на наш взгляд, о том, что в психическом аппарате в подобных слу­чаях вводится в действие интегрирующий механизм, запрещаю­щий интерпретацию составных и направляющий ее в пользу смыслового целого. В раннем детском возрасте, когда словарь усваивается ограниченно количественно и значение усваиваемых ситуативно слов не может не быть прямым (в первую очередь), предполагаемый интегрирующий механизм еще не сформиро­ван. При афазиях этот механизм, как и всякие более поздние речевые образования, разрушается прежде прочных, с детства усвоенных связей «форма знака — конкретное представление».

Реальность гипотетического механизма подтверждается, ве­роятно, еще и процессом деэтимологизации, как, впрочем, и про­цессом «вторичной», или «народной», этимологии. В первом случае все расширяющаяся валентность лексической единицы, базирующаяся на возможности познания все новых и новых по­нятийных границ означаемого и фиксации их все новыми соче­таниями, ведет к отдалению от первоначального «прямого» зна­чения. В стилистически нарушенном, но весьма распространен­ном сочетании типа благодаря сильному ушибу нет уже не только сознания говорящего, охватывающего значения состав­ных благо-дарить, но и актуального понимания значения бла­годарить. В нашем эксперименте никто из испытуемых не по­добрал к тексту Стреляя глазами, она подошла к группе под­руг рисунок со стрелой. Весьма мал был процент соотнесения рисунка следа с текстом В партере показалась пожилая дама со следами былой красоты. Следует, однако, отметить, что вер­бальная единица, обладающая, казалось бы, такими же по­тенциями, как и след, может в эксперименте обнаружить более стойкие связи с прямым значением. Такой единицей для наших испытуемых оказалось слово дым. И в серии опытов по соотне­сению отдельных слов с иллюстрацией, и в серии с текстами дым связывался неизменно с изображением дыма, идущего из фабричной трубы (тексты: нет дыма без огня, любит пускать дым в глаза). Очевидно, степень образности, с которой специа­листы по фразеологии охотно связывают свои классификации, может проверяться и по предложенной нами методике.

Мотивированная форма знака и представление

Совершенно своеобразную группу, причем весьма значитель­ную, как показала уже упомянутая работа В. М. Иллич-Свитыча, составляет слой лексики мотивированной формы (имеются в виду «примарно мотивированные знаки» (см. Материалы семи­нара. 1969).

Несмотря на разнообразные и многочисленные возражения и сомнения [Солнцев 1977, 129—145], экспериментальные работы и этимологические изыскания убедительно, на наш взгляд, показали, что в онтогенезе знаковой деятельности человека дей­ствует сохранившийся (вероятно, с древнейших периодов чело­веческого филогенеза) механизм мотивации формы знака [Во­ронин 1969, Гореловз 1977]. Речь идет о такой мотивации, ко­торая приводит к более или менее удачным попыткам модели­рования признаков объекта номинации с помощью звуковой формы знака.

Чтобы не повторять изложенного в многочисленных публи­кациях по данному вопросу, отметим здесь, что наряду с прямыми звукоподражательными единицами, основы которых яв­ляются достаточно продуктивными, проникая даже в термино­логию (ср. клике, click, Summer, Klopf-alphabet), во всех опи­санных языках имеется значительная группа идеофонов, звуко­вая форма которых ассоциируется с объектом номинации пос­редством механизма синэстезии (Лурия 1964). Последний, опи­раясь на интермодальные комплексы ощущений, идущих в под­корковом уровне от разных рецепторов, связывает зрительные, осязательные, вкусовые и другие ощущения диффузного типа со звуковыми. В результате возникают знаки типа бохо-бохо (обозначения «тяжелой походки» в эве) — на уровне слова (на­речия), знаки типа теплые тона, острый аккорд — на уровне словосочетаний [Горелов 1974; 1976].

Синэстетические словосочетания образуют, в частности, спе­цифические группы подъязыковых лексических характеристик, которыми отмечены тексты из сферы искусствоведения. В тек­стах Л. Н. Толстого можно встретить типичные описания синэстетического типа (см. характеристики Наташей Ростовой Андрея Болконского и Пьера).

Эксперимент – предыдущая | следующая – Овладение языком

Исследование речевого мышления в психолингвистике

Консультация психолога при проблемах с общением