В прошлом человек с детства встречался со смертью родственников и близких. Эта личная конфронтация все больше уменьшается. В связи с более частым умиранием в больницах смерть институционализируется (Пацовский 1976-а). До своих 6 лет ребенок имеет представление об об­ратимости смерти. Полное понимание ее неотвратимости наступает около пубертатного периода. Религиозные представления о загробной жизни у детей сейчас являются чрезвычайно редкими (Кубат и кол. 1976).

Средний возраст, связанный с полной трудовой активностью и как правило с богатой и сложной личной жизнью, отодвигает мысль о смер­ти на край сознания. Угроза жизни в результате болезней кровообраще­ния, злокачественных процессов и тяжелых травм застает многих по­страдавших и их родственников психически неподготовленными.

В старости человек понимает близость смерти, но с трудом прими­ряется с ней. Часто не справляется с повышенными требованиями к адаптации – при уходе на пенсию, смерти партнера, переезде – это подламывает его жизнестойкость и может ускорить его смерть. Естест­венная смерть – «от возрастного одряхления» – является скорее исклю­чением. Сама старость – это не болезнь, но она сопровождается многочисленными болезнями. Не только «от возраста нет лекарства», но так­же и от ряда болезней старости нет пока эффективных средств.

При подготовке человека к смерти можно опереться на некоторые философские определения и примеры (Гофбауерова, 1976). Неизбежность смерти заставляет человека решать, действовать, жить полной жизнью и не откладывать свои действия до бесконечности. Примером философс­кого попирания смерти было мировоззрение Эпикура, который говорил, что смерть нас не касается, так как когда мы здесь – то смерти еще нет, а когда есть смерть, то нас уже нет. По мнению Спинозы мудрость чело­века заключается не в мысли о смерти, а в мыслях о жизни. Сдвиг от мысли о смерти к мысли о жизни и к воспоминаниям о ее течении может также помочь умирающему примириться со смертью, а тем самым и об­легчить умирание. Это смещение тем легче, чем большую эмоциональ­ную опору имеет умирающий в своем окружении, следовательно, во враче и в сестре.

Профилактически необходимо нарушить табу о смерти и готовить­ся к ней еще в состоянии полной силы и здоровья (Добиаш 1976). Полез­ной может быть также и апелляция к альтруизму каждого из нас: сде­лать собственное умирание переносимым и приемлемым, как можно ме­нее тяжелым для окружающих, оставить о себе самые лучшие воспоми­нания, проявить сопротивляемость и мужество. Речь идет о мужестве без риска – в отличие от мужества и отваги в обычной жизни. Но мужество по отношению к смерти проявится в том случае, если оно было прочной чертой личности больного. С трудом его может вдохнуть в умирающего извне здоровый человек.

Уже было упомянуто о том, что мера страха смерти не соответству­ет фактической опасности. Является парадоксом, что в цивилизованном обществе, где физическое состояние людей отчетливо улучшается, уве­личивается патическое опасение болезни и смерти, в первую очередь опасения болезней, переживаемых как «коварные» (инфаркты, рак). Об­ратим внимание на некоторые более широкие аспекты проблемы.

Современное промышленное общество, особенно капиталистиче­ское, создает в людях стихийно-потребительское отношение к жизнен­ным ценностям. Некоторые элементы этого отношения проникают и в образ жизни в социалистическом обществе. Возникают определенные правила, в соответствии с которыми гражданин должен обеспечить себе какой-то «обязательный стандарт». Перед его глазами стоят потребительские идеалы (автомобиль, дача, вилла, тип отпуска, одежды, обору­дование квартиры), а также и личные идеалы (внешний вид, сексуальная реализация, спортивная форма). Так в людях возникает ощущение пра­ва, а также обязанности «пользоваться жизнью», потребление перестает быть средством и становится целью, не взирая на цену, которую необхо­димо платить, будь то в финансовом, медицинском отношении, или в виде создания угрозы для человеческих отношений. Мысль о смерти, о неотвратимом конце отступает в тень социально-психологического процесса. Тяжелая болезнь или неожиданная смерть близких потом действует как ошеломляющий удар на психически не подготовленные потребителей жизни. Излишняя популяризация прогресса медицинской науки иногда поддерживает в людях утверждение в ее почти неограниченных возможностях, что еще больше увеличивает риск разочарования. Особенно те люди, которые не очень заняты на работе и не выполняют полезной общественной работы и остаются в тяжелые моменты одинокими, все чаще возвращаются к мыслям о том, что угрожает их жизни и здоровью.

Религиозные мыслительные системы, которые в прошлом составля­ли определенную часть образа жизни, воспитывали в людях определен­ные «психические антитела» против страха перед болезнью и смертью. Культ страдания в обрядах и молитвах («Помни о смерти!») делал из мысли о смерти, болезни и страданий составную часть психической оснащенности человека, страдание становилось заслугой, которая якобы будет в загробной жизни справедливо оценена. Религиозные институты действовали так с исторической точки зрения в соответствии с интереса­ми правящих властей, но индивидуально или групповым способом они могли предоставить посредством фиктивных ценностей облегчение от жизненных тягот. Атеистическое мировоззрение в сущности содержит гораздо меньше иллюзий, уводящих от жизни фантазий и ритуалов.