Если говорить о возможностях ускорения консультативного процесса, то применительно к первой – рационалистической – модели эти возможности определяются временем, необходимым для проведения соответствующих диагностических процедур и организации обратной связи. Консультативный процесс, строящийся в соответствии с данной моделью как бы изначально ориентирован на малые временные рамки, так что излишняя длительность не является его неизбежным недостатком. Здесь под вопросом оказывается скорее то, насколько подобное консультирование может быть глубоким и насколько оно применимо в случаях серьезной психологической дезадаптации.

Для натуралистической модели психологической помощи проблема сокращения времени представляется более значимой. Развивающийся по естественным – натуральным – законам процесс может быть ускорен только благодаря интенсификации, достигаемой за счет более глубоких и дерзких (хитроумных, манипулятивных, искусных, мошеннических и т.п. – на выбор) интервенций психолога во внутренний мир клиента.

Таким образом, обозначив выше полярные позиции, мы, казалось бы, должны теперь взять курс на поиск некоей концепции как возможного оптимального решения, позволяющего примирить противоречия и добиваться сокращения консультативного процесса за счет соединения достоинств описанных методологий и минимизации их недостатков. Такой путь возможен, но не в этом мы видим свою задачу.

Нам бы хотелось спроецировать рассматриваемую проблему на более глубокие, базовые, философско-антропологические основания психотерапии. Следует специально остановиться на том исключительном следствии, которое имеет для практики психологической помощи признание человеческой свободы.

Речь идет не о теоретическом или идеологическом признании данного обстоятельства. Это как бы само собой предполагается традиционным набором идей любого цивилизованного человека и не нуждается в доказательствах. Однако осознание свободы как обстоятельства ключевого, теснейшим образом связанного с содержанием проблем клиента и непосредственно формирующим консультативную ситуацию, видится пока явно недостаточным.

По нашему мнению, проблема свободы вообще является ахиллесовой пятой психотерапевтической культуры в целом, как она сложилась со времен З. Фрейда, включая самые разные направления и школы.

Открытие бессознательного психического как ведущего фактора внутренней жизни человека, а также создание психотерапевтических методов, позволяющих влиять на процессы этого уровня, составило основное достижение современной практической психологии, и вместе с тем за пределами профессионального внимания психологов осталась такая “малость”, как свободная воля человека (пациента, клиента). Так что для нормального профессионального психологического взгляда апелляция к данному измерению человеческой души – к сфере свободного ответственного самоопределения – представляется отчасти не очень уместной наивностью, отчасти негуманностью, жестокостью: неспособностью видеть болезненные ограничения обратившегося за помощью человека. Соблазн ложной гуманности, настоянной на философии детерминизма, оказывается столь сильным и устойчивым, что блестящая, исчерпывающая критика подобного подхода со стороны психологов экзистенциалистского направления, по существу, остается невостребованной.

У Р. Мэя читаем: “Свобода – первая составляющая понятия личности и первый принцип психологического консультирования. Задача консультанта – подвести клиента к принятию ответственности за свои поступки и за конечный итог своей жизни” [6; 18].

В. Франкл утверждает свободу человека по отношению к таким факторам, как: 1) влечение, 2) наследственность и 3) среда. В частности, он выдвигает следующий важный для нашего обсуждения тезис: “Необходимость и свобода локализованы не на одном уровне; свобода возвышается, надстроена над любой необходимостью. Таким образом, причинные цепи остаются всегда и везде замкнутыми и в то же время они разомкнуты в высшем измерении, открыты для высшей причинности” [7; 106].

Данные идеи и их авторы достаточно хорошо известны. Однако нам представляется, что пафос их подхода если и был воспринят в профессиональной среде, то скорее как некое идеологическое заклинание, а не как система принципов практического действия.

Мы очень далеки от того, чтобы недооценивать значимость неосознаваемых аспектов психической жизни и не придавать значения соответствующей психологической и клинико-психиатрической диагностике. Чем лучше консультант понимает систему реальных детерминаций, психологических ограничений клиента, тем лучше и вернее он может воспринимать область его реальной свободы. И наоборот, незнание психологических (психосоматических, психопатологических и т.д.) закономерностей или невнимание к этим аспектам превращает консультанта либо в робеющего собирателя разрозненных фактов, не видящего “за деревьями леса”, либо в безответственного доктринера1.

Принятие свободы клиента как фундаментального факта консультативного процесса позволяет нам рассматривать взаимодействие между психологом и клиентом не как натуральный, квазимедицинский процесс, но как диалог двух личностей, пересечение свободных воль, имеющее свой драматизм и всегда открытый, непредрешенный финал [1].

краткосрочное психологическое консультирование – предыдущая | следующая – стратегия клиента в ходе терапии

К началу статьи Копьёва А.Ф. Между свободой и необходимосью:к методологии краткосрочного психологического консультирования