.jpg)
.jpg)
.jpg)
Иёрн: психосоматическая реакция и сексуальная перверсия – тело как заместительный объект
Пациент Иёрн, студент-медик 24 лет, обратился к психотерапевту в связи с сильными страхами. Он чувствовал себя неспособным к удовлетворяющим его контактам, страдал от постоянного чувства собственной неполноценности, опасений потерпеть неудачу и неспособности заинтересоваться учебой. Первую попытку обучения он прервал, не закончив, после нескольких внешне успешно пройденных семестров. Теперь он чувствовал, что не выдерживает второй попытки. Он жаловался на то, что ему трудно сосредоточиться, на снижение работоспособности, чувство отчуждения, страх в контакте с подругой, с которой находился в тесных симбиотических отношениях, на чувство вины из-за своих сексуальных потребностей и перверсного мастурбационного ритуала, развившегося с пубертатного возраста.
Внешне его уродовали прыщи, появившиеся в пубертатном периоде и с тех пор делавшие его лицо гиперемированным и одутловатым, – обстоятельство, от которого он очень страдал. Он чувствовал, что производит на окружающих отвратительное, отталкивающее впечатление. С начала занятий и вызванного ими ухода из дома у него отмечалась выраженная вегетодистония с множественной, по большей части диффузной симптоматикой, по поводу которой он постоянно наблюдался врачами. Он страдал от стойких состояний повышенной утомляемости и истощения, частых головных болей, общего внутреннего напряжения со страхом смерти, тахикардией и ночными приступами повышенной потливости. Незадолго до начала терапии была произведена тонзиллэктомия. С детства он страдал рецидивирующим отитом, хроническим аллергическим ринитом и запорами.
Незадолго до начала лечения он прервал групповую терапию у другого специалиста, в которой участвовал 18 месяцев, чувствуя, что не может говорить о своих трудностях и не избавится от психических и психосоматических симптомов.
Пациент был старшим из трех детей, близнецы (брат и сестра) появились через два года после его рождения. Отец, служащий системы образования, описывается им как тревожный, подчиняемый и трудолюбивый. Он старался добросовестностью и усердием добиться похвалы начальства, всегда избегал любого повода для возможной критики. Он придавал большое значение хорошей успеваемости. В семье он во всем подчинялся матери, хотя временами отмечались вспышки раздражительности. Несмотря на свою мягкость и подчиняемость, он проповедовал «мораль ригидной мужественности», был хорошим спортсменом и членом военно-спортивного объединения, к чему относился всерьез.
Свою мать пациент описывает как доминирующую в семье. Она держала в руках все нити управления, постоянно подгоняла отца и требовала от детей прежде всего порядка, чистоты и хороших отметок. Он описывал ее как деспотичную, активную, алчную, отвечавшую на каждое сопротивление своим требованиям и взглядам приступами истерического крика и слез, что всегда обеспечивало выполнение ее желаний. Сама же она часто ускользала от выполнения обращенных к ней требований, жалуясь в этих случаях на головные боли, переутомление и требуя к себе внимания и благодарности за свою самоотверженность.
Семейная группа в целом была изолирована и гиперадаптирована к требованиям окружающего мира. Визиты гостей воспринимались по большей части как помеха. Даже когда приходили одноклассники, родители соблюдали строгий церемониал визита, стараясь не допустить сомнений в своей корректности и респектабельности. Внешние контакты всегда больше походили на «дипломатические приемы», причем главное внимание обращалось на соблюдение детьми правил приличия. Нормальная и относительно естественная атмосфера была в семье лишь тогда, когда «не мешали посторонние». Сексуальность была запрещена, агрессивные споры всегда подавлялись в зародыше обоими родителями. Отношения между родителями были крайне напряженными, особенно во время первых лет жизни пациента. Семья жила в это время у бабушки со стороны отца, чьим тираническим капризам отец беспрекословно подчинялся, даже если это вело к конфликтам с матерью больного. Мать рассматривала брак как вынужденное решение. Она познакомилась с отцом, когда тот лежал в больнице, где она работала медсестрой. Незадолго до этого ее жених погиб в автокатастрофе. Она горевала о нем многие годы спустя.
Рождение пациента приветствовалось обоими родителями. Желанным ребенком он был в особенности для матери, которая, как она говорила, ждала этого 30 лет. Поэтому ребенок с самого начала был предметом постоянной и любовной заботы, но также объектом честолюбивых ожиданий и требований родителей. Отец хотел прежде всего интеллектуального сына, которым семья могла бы гордиться, мать рано начала ригидную дрессировку чистоплотности, проводимую строго, без юмора, нa основе сильной враждебности ко всему телесному и сексуальному. Пациент вспоминал позже, что маленьким ребенком часами сидел в туалете в ужасном страхе, регулярно получая затем побои от раздраженной матери, которая сама страдала от запоров.
Рождение близнецов было для пациента шоком. Он чувствовал себя покинутым матерью и реагировал отчетливой депрессией. Позже он вспоминал, как ребенком играл один, в то время как мать была занята близнецами и отделывалась от его тоски поверхностным участием. В дальнейшем у него появился ночной энурез, который мать приняла к сведению с озабоченностью. Вплоть до пятилетнего возраста он спал в резиновых трусах, которые в особых случаях его заставляли одевать уже днем. Пациент связывал с этим чрезвычайно неприятные воспоминания. Когда резиновые трусы перестали использоваться, он заболел легким менингитом, надолго уложившим его в постель и заставившим родителей еще многие годы спустя обращаться с ним особо щадящим образом. Пациент воспринял эту, вызванную болезнью, заботу матери с глубоким удовлетворением. Его отношения с близнецами определялись сильным соперничеством – он радовался, когда их ругали и били, и был рад, когда в качестве больного имел абсолютную прерогативу на заботу матери.
Из страха перед физическим взаимодействием он не отваживался постоять за себя в конфликтах со сверстниками. Его часто били, он прибегал домой с плачем, и его утешала мать, ругавшая сверстников. В начальной школе он избегал игр с мальчиками, общаясь в основном с девочками. За это его дразнили «бабником». Его изоляцию усиливало то обстоятельство, что учителя выделяли его как первого в классе ученика, а также потому, что отец имел немаловажную должность в системе образования. Он был близок с учителями, был образцовым учеником, выступал от имени класса, позже был любимцем приходского священника, с которым имел дело по линии молодежной религиозной группы. В семье он был носителем интеллектуальности и идолом обоих родителей из-за своей отличной успеваемости. Как интеллектуальную «звезду» семьи, его по большей части освобождали от помощи в домашнем хозяйстве, перекладывая ее на близнецов, в особенности на сестру. Это вызывало у него сильное чувство вины, его отношения с сестрой были особенно жесткими и скованными. В возрасте 10-14 лет его отношения с соучениками улучшились. Он много занимался спортом, но никогда не был вполне уверен в признании своих товарищей.
Деструктивная психодинамика нарциссического дефицита – предыдущая | следующая – Динамика болезни
Психосоматическая терапия. Оглавление