В терапевтической группе пациенту было сначала очень трудно говорить о своих страхах и конфликтах. Он в основном молчал, был тревожным, подав­ленным и чувствовал себя посторонним. Динамика переноса сначала вывела на первый план отражавшийся защитой конфликт с авторитарностью отца, на который он отреагировал частыми опозданиями. Критику группы он отвергал с сильным возмущением, упрекая ее в том, что тут ему не лучше, чем в семье, в которой его тоже никто не понимает.

Позже, во время очередного конфликта из-за опоздания, он впервые зап­лакал и с волнением сообщил, что отец всегда предъявлял к нему требования, а затем покидал его. В этой связи он рассказал сон, в котором видно было жела­ние нежности от отца и одновременно его изолированное положение в семье. Ему снилось, что он подходит к терапевту, рядом с которым стоит ко-терапевт, обнимает его с мольбой и любовью и при этом горько, но с облегчением, плачет. Потом появляется богато накрытый блюдами стол для группы, для него же са­мого там нет места. Из ассоциаций пациента и группы выяснилось, что сон отражает ситуацию пациента как в семейной, так и в терапевтической группе.

Он мог удерживать положение любимчика отца лишь за счет полного подчинения отцовским капризам и требованиям. Чтобы быть рядом с отцом и получать его признание, он отказался от многого, не получая в то же время никогда отцовской нежности, о которой так мечтал и которая доставалась только сестрам. По поводу того, что его не допустили к накрытому столу, он вспом­нил, что и в семье он находился, так сказать, между двух стульев. Ему не при­надлежало ничего: ни мать, занятая домашней работой и младшим братом, ни отец, предпочитавший сестер, ни старший брат, обращавшийся с ним как с соперником и постоянно подвергавший нападкам. С сильной завистью он вос­принимал, что отец с нежностью относился к старшим сестрам и в более по­зднем возрасте, в то время как он сам удостаивался лишь беглого кивка или шлепка, а в остальном получал только требования быть более твердым и му­жественным и исполнять свой долг.

Стало ясно, что в переносе он воспринимает группу так же, как свою семью, в которой чувствовал себя одиноко. Он постоянно упрекал группу за то, что она о нем не заботится, что его не замечают. Все говорят о каких-ни­будь страхах и проблемах, он же сам чувствует себя неспособным говорить о собственном чувстве неполноценности, вины, страхе общения. Его кожные высыпания усиливаются, улучшения не наступает, в то же время это нагляд­ное проявление страдания не воспринимается группой всерьез. Когда группа занялась его одновременно агрессивной и плаксивой жалобой и приняла вы­сыпания как действительную проблему, он впервые смог рассказать, каким грязным, отвратительным и липким он себя чувствует. Прыщи наливаются, нагнаиваются, он постоянно чувствует болезненный зуд и вынужден с усили­ем заставлять себя не чесаться. Изуродована вся верхняя часть тела. Он нико­му не может показаться раздетым, не может посещать плавательный бассейн, хотя это – единственная форма физического упражнения, которая ему нравит­ся. Он отвратителен сам себе и уверен, что и другим тоже. Группа сочла это серьезной проблемой. Она не пыталась анализировать симптом, лишь посове­товав пациенту часто принимать душ и заняться уходом за кожей и лечением прыщей, чем он и так подолгу занимался в течение дня.

Пациент после этого впервые почувствовал себя принятым всерьез и с облегчением воспринял, что его симптом признан как объективная трудность.

Он мог теперь говорить также о сильном конфликте с авторитарностью отца, называвшего его в своих письмах «безмерным эгоистом», предупреждавшего об опасности разрушения добрых отношений между детьми и родителями под влиянием извне, предостерегавшего от грязи, связанной с преждевременным желанием жизненных наслаждений. Эти письма регулярно вызывали у паци­ента сильную депрессию, чувство вины и усиление симптоматики. Отец в зак­лючение всегда уверял, что хочет не оттолкнуть от себя сына, а помочь ему задуматься, и подписывался ласкательной формой «твой па», в чем проявля­лась его латентная и вытесняемая гомосексуальность. Группа сочла, что по отношению к пациенту он ведет себя как отвергнутый любовник, и настойчи­во поддержала его усилия отграничиться от отца.

Постепенно пациент смог узнать, что за его чувством вины из-за писем от отца стоит также его сильный страх перед онанизмом и сексуальными желаниями вообще. Он вспомнил циничное замечание отца относительно сексуальных контактов и смог говорить также о постоянно возвращавшейся фантазии еще с пубертатного возраста, когда он испытывал оргазм в сексу­альных снах. Он видел тогда вдруг перед собой белую улитку, которая рас­кручивалась. Относительно этого ему пришло в голову, что он увидел впер­вые такую улитку в возрасте трех лет, когда испытывал, лежа в постели, очень приятное чувство. Мать тогда склонилась над ним и сказала, что он не дол­жен этого делать. Ассоциация показывает, что речь идет о ситуации запрета матерью онанизма в раннем детстве. Эта фантазия с улиткой не возникала с тех пор, как он в пубертатном периоде безуспешно пытался бороться с онанизмом.

В то время как пациент мог относительно свободно говорить о своем страхе онанизма, он интенсивно вытеснял проблематику своих гомосексуаль­ных желаний по отношению к отцу. После сна, с которым он, так сказать, во­шел в группу, он не рассказывал больше о других снах, сообщая, что видит лишь обрывки снов, сразу же забывая их, и реагировал на вопросы группы с возрастающим страхом. Кожные высыпания усилились, ему труднее было вер­бализовать свои мысли. На сеансе индивидуальной терапии, начатой по его просьбе, он рассказал о страшном сне, который видел несколько раз в возрас­те 4-10 лет: «Я стою с моей семьей в поле, метрах в ста от дома, вдруг идет волк. Они начинают бежать к дому, я тоже хочу, но не могу, ноги стали тяже­лыми. Все добежали до дома, а волк все ближе. Я кричу, зову мать и в страхе просыпаюсь». Здесь отчетливо видна заброшенность пациента, которого мать не защищает от требований отца. Те же чувства он испытывал в терапевтичес­кой группе, где не мог говорить об этом сне.

Страх сексуальности – предыдущая | следующая – Отношения пациента с женщинами

Психосоматическая терапия. Оглавление