2. Знаковые опосредователи мышления
Ранее было показано, что в современной психологии мышление рассматривается как знаковый дериват внешней предметной деятельности. Такое понимание неизбежно ставит проблему о знаках, при помощи которых совершается речевое мышление. В связи с этим общим местом многих работ о языке и мышлении становится утверждение, что проблема соотношения языка и мышления трансформируется в проблему соотношения знаковых опосредователей мышления.
Такой трансфорсмации способствовали, в частности, исследования сенсомоторного интеллекта Пиаже, исследования мышления в рамках патологического подхода [Лурия 1973, 1975; Furth 1966], исследования визуального мышления, приведшие к формированию психологической семиотики [Гамезо, Рубахин 1982], а также многочисленные работы о средствах презентации информации в памяти человека.
Исследования генезиса интеллекта у ребенка дали возможность Пиаже сформировать такой конструкт, как сенсомоторный интеллект, в ходе становления которого у маленького ребенка возникает символическая функция, а это понятие существенным образом меняет проблему языка и мышления, переводя ее в несколько иной план, позволяя говорить уже не только о языке как средстве, обладающем символической функцией, но и о целом спектре знаковых опосредователей мышления, в том числе и о схеме самого действия как знаке класса действий.
Патологический подход к исследованию мышления с неизбежностью подталкивает к выводу о множественности знаковых опосредователей мышления, так как в поле зрения исследователя попадают люди, не владеющие человеческим языком, но совершающие мыслительные действия.
В исследованиях, ведущихся в рамках психологической семиотики, экспериментально было показано, что языковые знаки не являются единственными опосредователями мышления; более того, был сделан вывод, «что каждый тип задачи требует использования (и для постановки задачи, и для описания условий, и тем более для ее решения) адекватной системы знаков, соответствующих знаковых моделей» [Гамезо, Рубахин 1982, 31].
Однако еще до сих пор можно встретить утверждения о том, что язык является единственным средством мышления. В более общей и менее ясной форме это утверждение принимает вид, когда «мышление и язык находятся в диалектическом единстве».
Мы не будем повторять критику этого тезиса [Щедровиц- кий 1957; Леонтьев А. А. 1977; Серебренников 1977], а только укажем на гносеологические основания возникновения утверждения о вербальности мышления.
Как мы уже указывали выше, проблема мышления и средств его осуществления может решаться на методологическом уровне, где мышление фигурирует в значении «познания», и на уровне специальных дисциплин — в психологии, лингвистике, психолингвистике, где термин «мышление» употребляется в значении процесса получения знания, в значении процесса решения задачи. На методологическом уровне, где исследователь имеет дело только с продуктом, результатом процесса познания, абстрагированном от процесса познания и зафиксированном в языковой форме, утверждение о вербальности мышления, понимаемого как познание, не создает трудностей. Другое дело, когда попытка решения проблемы языка и мышления предпринимается на уровне специальной дисциплины, где исследуется процесс мышления. Экспериментальные данные, полученные в психологии, вступают в противоречие с утверждением о единственности языка как средства мышления.
На страницах журнала «Известия АН СССР. Серия языка и литературы» в 1977 г. была проведена дискуссия на тему «Язык и мышление», где были представлены две противоположные точки зрения на взаимоотношение языка и мышления. Названия статей Г. В. Колшанского «О вербальности мышления» и Б. А. Серебренникова «К проблеме „язык и мышление” (всегда ли мышление вербально?)» ясно говорят о занимаемых позициях. Примечательное в этой дискуссии, на наш взгляд, заключается в том, что исходные тезисы дискутантов оказались неуязвимыми, так как эти работы принадлежат к разным уровням и ориентированы на различные онтологические картины.
Статья Г. В. Колшанского принадлежит к методологическому уровню познания, это типичная философская работа. Статья Б. А. Серебренникова — это попытка решить проблему средствами специальных дисциплин — психологии и лингвистики. В отличие от Г. В. Колшанского Б. А. Серебренников анализирует сам процесс мышления, а не только его конечный, зафиксированный при помощи языка результат. Естественно, в распоряжении Б. А. Серебренникова оказываются доказательства того, что язык является не единственным опосредователем мыслительной деятельности.
Прежде чем перейти к анализу проблемы знаковых опосредователей мыслительной деятельности, укажем на одно терминологическое недоразумение, возникшее однажды в материалах дискуссии по проблемам языка и мышления, организованной Г. Ревешем [Revesz 1954], и проникшее в более поздние работы.
Открывая дискуссию, Ревеш поставил на обсуждение вопрос: «Может ли быть мышление без речи?» Уточняя далее проблему, он в своем докладе формулирует этот вопрос несколько иначе: «Может ли быть неречевое (бессловесное — по его формулировке) мышление?» и «Может ли быть незнаковое мышление?». На первый вопрос он отвечает положительно: да, может быть мышление, которое не опосредовано языковыми знаками. На второй вопрос он дает отрицательный ответ: мышление должно опираться на знаковые субституты предметной деятельности.
Но терминология Ревеша может ввести в заблуждение не слишком внимательного читателя: неречевое мышление он называет бессловесным (Wortloses Denken), а незнаковое мышление— неязыковым (Sprachloses Denken), предварительно оговорив, что речевое мышление он выводит за пределы языкового, т. е. за пределы знакового.
Таким образом, по Ревешу, мышление должно быть опосредовано знаками —языковыми и неязыковыми, но языком он называет любую знаковую систему — алгебраические символы, письменные знаки любого вида, геометрические фигуры, если они употребляются с той же целью, что и слова естественного языка [Там же, 11]. Поэтому когда он пишет, что не может быть неязыкового мышления, то это нужно понимать как утверждение, что мышление должно опираться на те или иные знаки.
Знаковый жест – предыдущая | следующая – Полиморфность мышления