И. НВК в качестве подлежащего и сказуемого.

Примеров для данного случая слишком много, чтобы приво­дить еще один. По этому поводу Ю. М. Скребнев пишет: «Отсутствие обоих главных членов предложения представляет со­бой широко распространенную синтаксическую черту разговор­ного подъязыка, использующего в законченных коммуникатив­ных сегментах потенциальные второстепенные члены предложе­ния» [1971, 3]. Определение «потенциальные» здесь весьма при­мечательно: так как в предложении как в таковом, т. е. в вер­бальной части высказывания, нет вербально выраженных глав­ных членов, Ю. М. Скребнев логично определяет оставшиеся «коммуникативные сегменты» как «потенциально второстепен­ные».

Невербальные компоненты, таким образом, представляют в нашем рассмотрении информативные образования различной природы и функций.

На протяжении процесса коммуникации в целом (т. е. от момента формирования мотива (интенции) будущего высказывания до момента адекватного понимания уже состоявшегося сообщения партнером по коммуникации) соотношение невер­бального и вербального может быть схематично передано сле­дующим образом:

где V — вербальный, а V — невербальный компонент.

Ввиду того что любой речевой акт осуществляется в данной схеме (не претендующей, впрочем, на полноту), невербальный компонент предлагается квалифицировать в качестве коммуни­кативной универсалии. В любом коммуникативном (с исполь­зованием естественного языка) акте невербальное и вербальное соотносятся друг с другом в соответствии с принципом допол­нительности.

О принципе дополнительности в языкознании

«Это-то и поразило Бора, это и определило главное направление раз­думий всей его жизни — то, что мо­гут существовать два взаимоисклю­чающих подхода к одному и тому же вопросу, которые, однако, в рав­ной степени необходимы».

[Мороз 1978, 124]

Принцип дополнительности Нильса Бора, безоговорочно при­знанный в физике, иногда понимается с позиций некоей «гло­бальной эстетики мира», «гармонии», которая осознается иссле­дователем в плане «возможности» ее отражения через «два взаимоисключающих подхода». Но и в приведенной выше цитате читаем, что оба они «в равной степени необходимы». Правиль­нее, на наш взгляд, другое высказывание: «Немногие люди зна­ют так же хорошо, как он (Бор. — Я. Г.), силу анализа, но в то же время чувствуют абсолютную недостаточность любой аналитической процедуры: гармония вещей слагается из взаимодействия явно конфликтующих друг с другом аспектов» [цит. по: Мороз 1978, 124]. Здесь уже яснее выступает сущность того, что названо «гармонией». Это — не эстетическая идея в единстве противоположностей, которыми характеризуются явления материального мира, причем слож­ность исследуемого, говоря образно, определяется мерой проти­воречивости, многообразности выражения сущного.

Если обратиться к работам Л. В. Щербы [1931], В. М. Пав­лова [1967], О. Д. Кацнельсона [1972], Ю. С. Степанова [1975; Степанов и Эдельман 1976], где рассматриваются принципиаль­ные вопросы языкознания в связи с историей лингвистических теорий в плане решения кардинальных вопросов отношений мышления и языка, формы и содержания, мы увидим — при всей независимости суждений и разделенности их во времени и в контекстуальных условиях — некоторые несомненно общие кон- станции и оценки, ведущие нас к необходимости признания принципа дополнительности в языкознании.

«Речевая деятельность, — пишет С. Д. Кацнельсон, — не им­манентный процесс, замыкающийся в сфере языка» [1976, 115]. К этому выводу его подводит анализ работ Л. В. Щербы, Н. Хомского и многих других — анализ не только общеконцептуальных положений, но и конкретных компонентов теории, всех деталей объяснительных составляющих. Так, например, обра­щаясь к генеративной лингвистике Н. Хомского, С. Д. Кацнель­сон нашел едва ли не самое слабое ее место: «…сама идея (Н. Хомского. — Я. Г.) «семантической интерпретации», ставя­щая семантическую структуру предложения в зависимость от его формальной структуры, представляется необоснованной. Скорее, наоборот, формальная структура, как ее вскрывает грамматический анализ, является производной от семантиче­ской структуры предложения, своего рода «синтаксической ин­терпретацией» глубинной семантической структуры … генера­тивный процесс в целом, скорее, имитирует процесс слушания- понимания, нежели процесс мышления-выражения» [Там же, 104—105]. Чрезвычайно близки к этим положениям и выводы Ю. С. Степанова: «Опыт развития языкознания последнего де­сятилетия свидетельствует о том, что подлинные универсалии заключаются в глубинных принципах организации языковых структур, а не в результатах действия этих принципов — не в самих отдельных конкретных чертах языковых структур» [Сте­панов 1976, 204]. Как мы старались показать, семантический ас­пект языкового выражения представлен в речевой деятельности невербальными латентными компонентами, участвующими в процессах порождения на этапе «докоммуникативном» и на эта­пе понимания речевого сообщения. Согласно предлагаемому и для языкознания принципу дополнительности мы обязаны, об­ращаясь к семантическому аспекту языкового знака, его функ­ционированию и интерпретации, признать необходимым выйти за пределы формы выражения, за пределы означающего.

Глубинный синтаксис – предыдущая | следующая – Семиология

Исследование речевого мышления в психолингвистике

Консультация психолога при проблемах с общением