Неоспоримо, что понятие трансфера значительно обогащалось по мере развития психоанализа. Вначале он рассматривался, в сущности, в связи с эдиповой фа­зой. Под влиянием, в частности, английской школы и американских психоаналитиков (Мелани Клайн, Гринейкр, Якобсон, Винникотт и др.) стали все при­стальнее изучаться более ранние фазы развития. Под­черкивалось значение отношения к матери, нарциссизм, то есть формы коммуникации, предполагающие извест­ную недифференцированность индивида и окружающей среды.

Внесут ли эти исследования новый вклад в понима­ние гипноза? Возможно, они смогут пролить свет на некоторые его аспекты, но, думается нам, вряд ли им удастся определить то, что составляет специфику гип­ноза.

Трансфер   действительно    включает    некое   третье лицо.   Он   предполагает   известный   опыт   пережитого, завязывание клубка фантазматических и символичес­ких представлений. Возникает вопрос, не восходят ли отношения, складывающиеся в гипнозе, к отношениям гораздо более архаическим, строго «дуальным»,  «до-предметным» (pre-objectale). Мы имеем в виду исход­ное биологическое состояние, уходящее корнями в жи­вотный мир, состояние, в котором коммуникация осу­ществляется на чисто аффективном уровне, еще не свя­занном  с образным  содержанием.  Такая  зачаточная способность к установлению отношений соответствова­ла бы тому, что этологи называют «запечатлением». На этой стадии развития дифференциация между пси­хическим и соматическим у человека исчезает: содер­жание психических явлений становится физиологичес­кой реальностью.

Процесс совершается так, словно в определенный момент происходит щелчок, который приводит в дей­ствие у субъекта автоматическое поведение, регрессию к наиболее ранним фазам развития. Какие же элементы лежат в основе такой перестройки при гипнозе? Это, как мы видели, разрыв связей с окружающей средой, и в частности — в плане отношений — разрыв структур, обычно управляющих коммуникацией между людьми. В ходе погружения в гипноз гипнотизируемый оказыва­ется в положении, когда он не может отвечать и поэтому теряет в каком-то смысле свое место в символическом обмене. Поведение загипнотизированного можно, таким образом, определить как реакцию адаптации к необыч­ной ситуации.

Находясь под гипнозом, человек как бы отступает к более примитивным формам коммуникации, к «чисто аффективному» регистру, соответствующему функциям наиболее архаических структур нервной системы, палеокортекса. Речь, стало быть, идет о врожденной ис­ходной потенциальной способности к установлению от­ношений, составляющей некую как бы незаполненную  матрицу, в которую в ходе дальнейшего развития будут вписываться все последующие системы отношений. И действительно, у человека это исходное отноше­ние никогда не проявляется в чистом виде. По мере развития индивида появляются все более сложные предметные связи. Можно поэтому сказать, что отноше­ние существует в двух различных планах: в одном оно врожденное, в другом — приобретенное. Трансфер воз­никает на втором уровне, усиливая — или тормозя — врожденную гипнабельность. Иными словами, перенос не объясняет гипнабельность, а скорее объясняет ее отсутствие.

На   особый   характер   гипнотического   отношения указывал  Фрейд в одной  из  последних своих  работ, посвященных   гипнозу:   «Коллективная   психология   и анализ человеческого “я”» (1921). Он подчеркивал, что гипноз   является   загадочным   феноменом, главная черта которого заключается в том, что Фрейд называет «чистотой либидинозных установок» («Reinheit der Libidoeinstellungen»), в существовании «состояния влюб­ленности   без   прямой   сексуальной   направленности» (там же, с. 148). Из дальнейшего текста явствует, что речь идет о врожденной способности, предшествующей какому бы то ни было отношению к объекту. Фрейд вы­сказывает гипотезу, согласно которой гипноз является восстановлением состояния, некогда реально пережи­того,  включенного в  филогенетическое  наследие:  оно воспроизводит первобытное отношение к «отцу», каким это отношение сложилось в период зарождения челове­ческой семьи. Такая гипотеза опирается на более чем спорные исторические и научные предпосылки, но она показывает, что Фрейд признавал специфичность отно­шений в гипнозе. В той же работе он говорит о связи между гипнозом у людей и у животных. Этот момент подчеркивают также Шильдер (1922, Schilder, Kauders, 1926) и Павлов  (1921).

Внимательное чтение  работы  Фрейда  показывает, что эти утверждения касаются не только гипноза, но и феномена внушения в целом. В упомянутой работе Фрейд пытается определить «коллективную душу», то есть природу  психологической  связи,  которая  скреп­ляет  человеческое  сообщество.   Наиболее  предпочти­тельную модель он видит в том; что он называет «тол­пой» и описывает как совокупность индивидов, объеди­ненных между собой посредством  сходного для всех отношения,  связывающего  их  с  личностью   «главы», иначе говоря с «отцом». Такое определение социальной жизни выглядит несколько суммарно и схематично, но для нас это несущественно. Нам важно отметить, что затронутый вопрос привел Фрейда к долгим раздумьям о природе идентификации, любви и гипноза. Он опреде­ляет гипноз как «толпу из двоих», в которой гипноти­зируемый связан с гипнотизером отношением иденти­фикации, сходным с отношением, связывающим членов толпы с личностью «главы». Вот почему, пишет Фрейд, «гипноз  без  труда  раскрыл  бы  перед  нами  загадку либидинозной   сущности  толпы,   если   бы  он   сам   не скрывал в себе черты, ускользающие пока от всякого рационального  истолкования»   (1921).  Таким образом, загадка гипноза отчетливо уподоблена загад­ке, окружающей самый принцип любой внушаемости: той   «первичной   идентификации»,   которая   является условием всякой жизни в сфере отношений и всякой психотерапии.

Гипноз, отношение, трансфер– предыдущая |  следующая – Немного истории

Л. Шерток. Непознанное в психике человека.  Содержание.