Значение жизненного клуба и беседы восстановления участия в нарративной практике

 

Глава 3. Беседы, способствующие восстановлению участия

Беседы,  способствующие  восстановлению  участия  (re­membering)[17] значимых других в жизни человека, опираются на представление о том, что идентичность основывается на «жизненном сообществе», а не на некоем «ядре Я», изолированном, инкапсулированном Я. Это жизненное сообщество можно сравнить с клубом, членами которого являются значимые другие из прошлого, настоящего и планируемого будущего человека. Их голоса оказывают влияние на конструирование идентичности человека, на формирование его личности. Беседа, направленная на восстановление участия значимых других, обеспечивает для людей возможность пересмотреть их членство в своем жизненном клубе, повысить статус одних членов клуба и понизить статус других, признать членство каких-то людей, а кого-то лишить членства, кому-то дать право оказывать влияние на жизнь человека, а кого-то дисквалифицировать, лишить таких полномочий.

Беседы, направленные на восстановление участия значимых других в жизни человека – это не просто пассивное воспоминание, но целенаправленное вовлечение, проживание заново истории взаимоотношений со значимыми другими или с какими-то иными фигурами в настоящем и возможном будущем. Существует множество возможностей для того, чтобы выявить, кто именно является членом жизненного клуба, чье участие может быть пересмотрено или восстановлено. Это могут быть не только непосредственные знакомые человека. Существенное влияние на его жизнь могут оказывать, например, авторы книг или любимые персонажи из кинофильмов, комиксов. Более того, это не обязательно должны быть люди — ими могут оказаться детские плюшевые игрушки или любимые домашние животные.

Джессика

Джессике за сорок. Она обратилась ко мне по поводу последствий жестокого обращения и насилия, которому ее подвергали родители, когда она была ребенком и подростком. Жестокое обращение и насилие Джессика переносила в изоляции, и борьба с последствиями этой травмы являлась существенной темой ее жизни. Эти последствия включали и крайне негативные выводы Джессики о себе. Она считала, что абсолютно бездарна, никчемна и что в жизни у нее нет никакой надежды. Из-за того отчаяния, которое всегда присутствовало в ее жизни, Джессика много раз была близка к тому, чтобы наложить на себя руки. Но она выжила, и мне было очень интересно, что именно хотя бы минимально поддерживало ее в эти критические моменты. В ходе бесед я узнал, что Джессике удалось каким-то образом сохранить слабую надежду, что когда-нибудь в будущем ее жизнь может стать иной.

Я начал расспрашивать Джессику об этой надежде. Мне очень хотелось узнать, каким образом ей удалось сохранить эту надежду, не утратить связь с ней, несмотря на все пережитое. Мне также очень хотелось узнать о каком-то опыте, о переживаниях, которые могли бы подтвердить для Джессики обоснованность этих надежд. Отвечая на мои вопросы, она начала рассказывать историю о соседке, которая, как казалось Джессике, могла сыграть существенную роль в подтверждении и поддержании этой надежды. В течение примерно двух лет, пока семья Джессики не переехала (ей тогда было девять лет), эта соседка брала Джессику к себе, когда той было больно и плохо. Кроме всего прочего, она утешала Джессику, обнимала ее, кормила, когда та была голодна, научила ее шить и вязать — это были любимые занятия соседки. Я попросил Джессику более полно описать, какой вклад внесла в ее жизнь соседка, и поразмыслить, что этот вклад может сказать нам о том, как именно соседка воспринимала ее, что ценила в ней.

  • Джессика, как вам кажется, почему соседка брала вас тогда к себе?
  • Как вы думаете, почему она внесла в вашу жизнь такой вклад?
  • Может быть, она видела что-то такое, чего ваши родители в вас не замечали?
  • Как вам кажется, что именно она видела такого, что для ваших родителей было невидимо?
  • Знаете ли вы, что именно она ценила в вас, а другие не замечали?

Отвечая на эти вопросы, Джессика начала озвучивать совсем иное представление о себе, и оно включало в себя положительные выводы и понимание того, что она обладает самоценностью. Вначале положительные заключения обозначались весьма осторожно, было совершенно понятно, что Джессика очень удивляется, слыша из собственных уст такое описание себя. По мере того как наша беседа разворачивалась, заключения о том, что она обладает самоценностью, стали гораздо прочнее и тверже. Это обозначило первый шаг перестройки идентичности Джессики.

После того как мы пересмотрели вклад соседки в жизнь Джессики, наш разговор повернул к повествованию о встречном движении, а именно о том, что Джессика внесла в жизнь соседки. Сама идея о том, что она, маленькая девочка, пережившая такую сильную травму, могла внести вклад в чью-то жизнь, оказалась для Джессики удивительной. Ей всегда казалось, что она — пассивный реципиент того, что соседка давала ей, что в этих отношениях Джессика сама была всего лишь пассажиром.

В силу этого глубоко укоренившегося одностороннего описания отношений с соседкой, для меня оказалось необходимым с помощью вопросов простроить систему опор, которая позволила бы Джессике сформулировать и присвоить знания о вкладе, внесенном ею в жизнь соседки. Эта система опор была выстроена с помощью следующих вопросов:

  • Приняли ли вы приглашение соседки присоединиться к ней в занятиях, которые, очевидно, были для нее очень важны, – к вязанию и шитью? Или вы отказали ей в этом предложении?
  • Когда она вам сделала это предложение, присоединились ли вы к ней, открылись ли вы этому столь ценному для соседки интересу, или продолжали оставаться закрытой?
  • Присоединяясь, открываясь таким образом, проявляли ли вы уважение, почтение, признавали ли вы, что она делится с вами чем-то очень ценным для нее, или ваш отклик обесценивал ее занятия?
  • Как вам кажется, что чувствовала соседка в тот момент, когда вы открыто и с уважением решили разделить с ней интерес к вязанию и шитью? Что это значило для нее?
  • Есть ли у вас какие-нибудь соображения о том, что это уважительное отношение могло внести в ее жизнь?
  • Как могла измениться ее жизнь вследствие вашей открытости и отзывчивости?

Отвечая на эти вопросы, Джессика начала разрабатывать историю вклада, который она внесла в жизнь соседки. При том она испытывала восторг, но также и много других сильных чувств. Временами в процессе беседы она плакала и не могла найти слов.

Развитие истории о вкладе Джессики в жизнь соседки обеспечило основания для вопросов, побуждавших ее к дальнейшей рефлексии. На этот раз вопросы были о том, каким образом отклик Джессики мог повлиять на переживания соседки, ее представление о себе и своих жизненных целях; как этот отклик мог подтвердить и укрепить ощущение соседки, что ее ценности и цели важны для других людей; как он мог обогатить ее понимание смысла собственной жизни.

  • Как, по вашему мнению, это все могло повлиять на представление соседки о том, ради чего она живет?
  • Может быть, это укрепило ее чувство причастности неким важным жизненным ценностям?
  • Если так, то как вам кажется, что это могли бы быть за ценности?
  • Как это могло бы повлиять на представление соседки о том, что в жизни важно?
  • Как вы думаете, изменилось ли каким-нибудь образом ее представление о себе и своей жизни из-за того, что она была знакома с вами и общалась с вами таким образом?

Джессику очень глубоко затронули эти и другие подобные вопросы, и на этом этапе нашей беседы она много плакала. Идея, что, возможно, она внесла особый вклад в жизнь соседки и в ее представление о себе, захватила Джессику, переполнила ее чувствами. До этого она предполагала, что ее отношения с соседкой – явление одностороннее. Последствия осознания того, что это могли быть двусторонние отношения, стали для Джессики потрясением: «Я думала, что я всем мешаю жить! Кто бы мог подумать, что семилетняя девочка могла внести какой-то вклад, могла дать что-то хорошее другим? Когда мы сейчас об этом разговаривали, я чувствовала, что со мной происходит что-то странное. Я не знаю, о чем это все, но думаю, это оттого, что в первый раз за всю жизнь я чувствую уважение к той маленькой девочке, которой я была».

Месяцы спустя, когда мы пересматривали ход наших встреч, Джессика отметила, что эта первая терапевтическая беседа была поворотной точкой в ее жизни. Тот разговор позволил ей переосмыслить многие аспекты своей жизни, увидеть то, чего она раньше не замечала. Теперь Джессика смогла понять, что многое в жизни она делала под влиянием соседки, и как в свое время соседка помогла ей, так и она помогала другим. В частности, она взыскивала женщин, пострадавших в детстве от насилия, чтобы помочь им. Таким образом, она воздавала должное соседке. Эта беседа оказалась поворотным моментом в жизни Джессики, в результате крайне негативные заключения о себе постепенно развеялись и были заменены положительными выводами. С этого момента Джессика все больше освобождалась от негативных представлений о себе и своей жизни, которые переполняли ее раньше, все меньше зависела от них.

Снова сказать «здравствуй»

Сколько бы раз я ни являлся свидетелем подобных драматических поворотных моментов в терапевтических беседах, я не перестаю удивляться тому, к каким существенным изменениям могут привести правильно сформулированные и заданные в нужное время вопросы. Что же определило форму вопросов, которые я задал Джессике? В существенной степени они были выстроены в соответствии с картой, которую я называю «карта беседы восстановления участия». Эта карта была разработана на основе моих бесед с людьми, переживающими горе и утрату, и я расскажу эту историю немного подробнее.

В 1988 году я опубликовал статью, которая называлась «Снова сказать “здравствуй”. Включение утраченных отношений в разрешение горя». В этой статье я рассказал о методе работы, созданном мной в ходе бесед с людьми, переживавшими то, что тогда обозначалось как «отсроченная реакция горя», или «патологическая скорбь». Большинство из них прежде уже подвергались длительной интенсивной терапии, основанной на общепринятых представлениях о том, как переживается горе. Эти идеи в большинстве своем опирались на метафору «проживания», и основной целью работы было принятие утраты любимого человека и формирование у него желания начать новую, отделенную от любимого, жизнь.

На первых встречах с этими людьми мне было совершенно ясно, что они уже очень много потеряли. Было очевидно, что они потеряли не только любимого, но и существенную часть себя. Мне даже не приходилось расспрашивать их об этом, люди сами подробно рассказывали о последствиях утраты, о том, как появлялось чувство опустошенности, отчаяния и никчемности.

Мне также было ясно, что в подобных обстоятельствах любое консультирование, ориентированное на нормативную модель, которая выделяет стадии процесса переживания горя в соответствии с метафорой прощания, лишь дополнительно усложнит ситуацию, усугубит переживание пустоты, изоляции, отчаяния и никчемности. Восстановление утраченных отношений представляется гораздо более приемлемой целью, нежели дальнейшее побуждение людей отказаться от этих отношений, уничтожить их. Мои исследования метафоры «снова сказать “здравствуй”» в терапии основывались именно на этом соображении.

Руководствуясь этой метафорой, я сформулировал и стал использовать в работе вопросы, которые, как я надеялся, откроют в подобных обстоятельствах для людей возможность восстановить отношения с умершим любимым человеком. Результаты поразили меня – вопросы способствовали эффективному избавлению от чувства пустоты и изоляции, никчемности отчаяния – и я решил продолжить исследование этой метафоры. Я ожидал, что более полное понимание происходящих процессов даст мне возможность более эффективно помогать людям изменить позицию по отношению к смерти любимого человека – и это изменение позиции принесет искомое облегчение.

В статье «Снова сказать “здравствуй”» я очертил некоторые категории вопросов, которые казались особенно эффективными и способствовали повторному восстановлению связи с утраченными отношениями в процессе исцеления от горя. Именно такие вопросы я задавал Джессике, когда предлагал ей посмотреть на себя глазами соседки, подумать, в чем состоит вклад соседки в ее жизнь и что соседка ценила в ней.

В статью были также включены категории вопросов, побуждающих людей:

  • исследовать реальные и возможные последствия предпочитаемого представления о себе и отношения к себе в повседневной жизни;
  • обдумать, каким образом такое понимание может быть восстановлено и распространено среди людей, с которыми человек общается, изучить возможности привлечения таких людей[18];
  • размышлять о том, каким образом это предпочитаемое представление о себе может задать направление дальнейшей жизни.

В дополнение к этому в статье рассматривался вклад, который обратившийся за помощью человек когда-то внес в жизнь умершего любимого, и вопрос о том, как этот вклад мог повлиять представление о себе человека, который умер. После завершения статьи я более полно разработал этот аспект терапевтической беседы. Иллюстрацией могут послужить вопросы, которые я задавал Джессике, предлагая ей поразмыслить о том, каким образом отношения с соседкой могли повлиять на представление последней о себе, на то, как соседка воспринимала смысл собственной жизни, как эти отношения могли подтверждать и — определять ее ценности и каким образом они могли обогатить ее внимание на то, что важно в жизни.

Смысл бесед, направленных восстановление участия

В дальнейших исследованиях метафоры «снова сказать “здравствуй”» и после прочтения работ Барбары Майерхоф (Myerhoff, 2, 1986), антрополога и культуролога, я начал называть терапевтические беседы, сосредоточенные на исцелении от переживания горя, «беседами, направленными на восстановление участия». В четвертой главе я даю краткое описание работы Майерхофа в сообществе престарелых евреев в Венисе, пригороде Лос-Анджелеса. В этой работе она вводит метафору «восстановления участия» (re-membering). Здесь я всего лишь кратко коснусь того, какое значение Майерхоф (Myerhoff, 1982) придавала восстановлению памяти о жизни людей в контексте проектов идентичности[19] членов этого сообщества:

«Чтобы обозначить этот особый тип воспоминания, можно использовать термин «восстановление участия», привлекая внимание к пересмотру статуса отдельных членов сообщества, значимых фигур, принадлежащих жизненной истории человека, образа себя-прежнего, а также других людей, которые являются частью истории. Восстановление участия, таким образом, является целенаправленным, осмысленным объединением насыщенных смыслом образов, существенно отличающимся от пассивного созерцания фрагментарных картин воспоминания и чувств, которые сопровождают любую другую деятельность в нормальном потоке сознания» (С. 111).

Такое определение восстановления участия вызывает в сознании людей образ, метафору жизни человека и его идентичности как некоего клуба или социального объединения. Членами этого жизненного объединения или клуба являются значимые для человека фигуры из его прошлого, а также настоящего, те, кто влияет на его представление о себе. Беседы, направленные на восстановление участия, обеспечивают возможность для людей осуществить пересмотр «членского состава» своих жизненных объединений, и это открывает возможность для реконструкции идентичности, изменения представления о себе и отношения к себе. Майерхоф перечисляет некоторые из социальных механизмов, которые способствуют пересмотру состава собственного жизненного клуба:

«Частная жизнь и жизнь сообщества, правильным образом вспоминаемая и «населенная», – это интерпретация. При этой форме анализа необходимо насыщенное описание. Это подразумевает установление связей между общими ценностями и символами группы и конкретными историческими событиями. Частности приглушаются, уравниваются с большими темами и рассматриваются как конкретные примеры предельных ценностей и смыслов» (С. 111).

Восстановление участия, по определению Майерхоф, способствует развитию «многоголосного» чувства идентичности, осмыслению собственного бытия и достижению ощущения гармонии путем «упорядочения» жизни. Именно за счет восстановления участия жизнь «обретает облик, форму и простирается как назад, в прошлое, так и вперед, в будущее» (Там же).

Знакомство с этой идеей позволило мне по-иному взгляглянуть на беседы, основанные на метафоре «снова сказать “здравствуй”», и привело к более полному пониманию того, что именно способствует положительным результатам этих бесед. Открытие так вдохновило меня, что в результате я стал гораздо чаще использовать соответствующие вопросы в моей работе, и не только во время консультаций по поводу переживаний горя и утраты.

Я полагаю, что практика восстановления участия в целом важна для терапевтических бесед, потому что открывает любому возможность изменить то, что для них было настолько изолирующим. У людей появляются возможности бросить вызов доминирующим в западной культуре представлениям об идентичности, которые ассоциируются с конструированием инкапсулированного «я», с нормами, подчеркивающими несходимость владения собой, самоограничения, самоактуализации, самомотивации и умения полагаться на себя. Эти современные западные социально-культурные силы, продвигающие изолированную, одноголосную идентичность, по сути, создают условия для возникновения многих проблем, с которыми люди обращаются за помощью к терапевтам. Беседы, направленные на восстановление участия, обеспечивают противоядие и способ противодействия этим силам. Они также указывают людям альтернативные пути понимания себя и отношения к себе. В терапевтическом контексте беседы, направленные на восстаноление участия:

  • Актуализируют представление о жизни как о клубе, об обществе. Идентичность при этом считается жизненным сообществом, объединением, по контрасту с представлением об идентичности как инкапсулированно «я». Побуждают к развитию представлений об идентичности, учитывающих важность вкладов, вносимы другими людьми в нашу жизнь и в наше понимание самих себя.
  • Способствуют развитию «многоголосного» чувства идентичности, вместо одноголосного, характерного для инкапсулированного «я». Многоголосное чувство идетичности помогает людям осознавать, что их жизнь соединена с жизнями других людей, соприкасается с ними общими важными темами. В беседах, направленных на восстановление участия, фигурируют положительные, и не героические заключения о собственных действиях жизни и о себе самом.
  • Открывают возможности для пересмотра «членского состава» жизни человека; это достигается в основном за счет признания определенных участников и повышения их статуса. Таким образом, кому-то предоставляется больше прав оказывать влияние на «содержание» идентичности человека, его представлений себе, в результате чего какие-то другие участники «дисквалифицируются», некоторые могут вообще «изгоняться» из клуба.
  • Насыщенно описывают предпочитаемые варианты идентичности, жизненные знания и умения, которые были созданы совместно в значимых отношениях в ходе жизни человека. Пересматривая эти взаимоотношения с определенными членами жизненного клуба, можно подробно исследовать избранное представление об идентичности, жизненные знания и умения. Это, в свою очередь, способствует тому, что у людей появляется уверенность в том, что они обладают знаниями о собственной жизни.  И    это становится основой для развития представлений о том, как можно жить дальше, для простраивания планов на будущее
  • Способствуют двустороннему пониманию взаимоотношений человека со значимыми фигурами его жизни, что в корне меняет представление о себе как о пассивном реципиенте. Человек начинает осознавать взаимность влияния и вклада каждого партнера по отношениям. При этом воскрешается ощущение того, что человек способен влиять на собственную жизнь.
  • Способствуют не просто пассивному припоминанию собственного прошлого, но произвольной реорганизации и восстановлению взаимоотношений со значимыми фигурами в прошлом и с фигурами настоящего, которые уже являются или могли бы стать значимыми. Причем это не обязательно должны быть люди, лично знакомые человеку.
  • Как правило, подобные беседы начинаются с двух наборов вопросов. Вопросы первого типа побуждают чело века вспомнить и рассказать о том, что значимая фигура привнесла в его жизнь; он оказывается способен взглянуть на себя глазами значимого другого. С этого начинается насыщенное описание того, каким образом эти отношения повлияли или могут повлиять на восприятие человеком себя и смысла своей жизни. Второй набор вопросов побуждает рассказать о том, что сам человек внес в жизнь значимой фигуры, и насыщенно описать то, каким образом эти отношения повлияли или могли бы повлиять на то, как значимый другой воспринимает самого себя и суть своей жизни.

На рисунке 3.1 отображено картирование беседы, направленной на восстановление участия, с Джессикой. Идет разметка беседы на карте, выстроенной в соответствии с этими категориями вопросов.

3

[17] Re-membering не переводится адекватно на русский язык, как так теряется игра слов: ассоциация со словами «remembering» («воспоминание») и «member» — член, участник какого-либо сообщества или клуба. Метафора членства в клубе в нашей культуре мало используется, а потому не совсем адекватна. Поэтому мы будем использовать словосочетание «восстановление участия значимых других в жизни человека». — Прим. перев.

[18] В нарративном подходе для обозначения таких людей употребляется термин «аудитория для предпочитаемой истории». — Прим. перев.

[19] В данном случае слово «идентичность» — калька с английского «identity» — понятие, не имеющее аналога в русском языке. В рамках эссенциалистского (рассматривающего человека в терминах черт и «внутренних состояний») подхода идентичность воспринимается как заранее данное свойство, «самовосприятие», «самоотношение». Говоря об «идентичности как проекте», Майерхоф и Уайт подчеркивают, что идентичность формируется в определенной совместной деятельности людей: люди осуществляют «перформанс» (отыгрывание, воплощение, исполнение) важных для них смыслов перед аудиторией свидетелей, дающих отклик. Получение отклика на собственное предъявление смысла подтверждает подлинность этого смысла (что может обозначаться термином «аутентикация»). — Прим. перев.

Подведение итогов к карте пересочинения – Предыдущая|Следующая – Дополнительные описания беседы восстановления участия: re-membering