В терапевтической практике церемония признания самоопределения разделяется на три конкретные стадии:

• Первая — рассказ значимой жизненной истории человеком, для которого проводится церемония признания самоопределения.

• Вторая — пересказ истории теми людьми, которых пригласили в качестве внешних свидетелей.

• Третья – пересказ пересказа внешних свидетелей, осуществляемый человеком, для которого проводится церемония признания самоопределения.

Рассказ

На первой стадии терапевт беседует с людьми, обратившимися за консультацией, в то время как внешние свидетели находятся в позиции слушателей. В контексте этого интервью терапевт находит возможности задать вопросы, побуждающие к рассказыванию значимых историй, имеющих отношение к вопросам личной идентичности и «идентичности в отношениях», то есть к тому, как человек воспринимает себя и значимые отношения. Внешние свидетели внимательно слушают истории и готовятся участвовать в пересказе того, что услышали.

Во время моей встречи с Фионой, ее родителями и Элисон в первую очередь побеседовал с Фионой и ее родителями. Это интервью обеспечило контекст для дальнейшего исследования того, что нервная анорексия пытается сделать с жизнью и взаимоотношениями членов семьи, того, как они это переживают какие силы поддерживают нервную анорексию. Кроме того, интервью обеспечило контекст для дальнейшего исследования продвижений в их жизни, которые не способствовали благополучию анорексии, основания этих достижений, отразившихся в них жизненных ценностей, а также истории этих ценностей. Элисон находилась в позиции слушателя, внешнего свидетеля разговора, который я обозначаю как «рассказ». Она не была активной участницей беседы, но свидетельствовала ей извне.

Пересказ

В подходящий момент внешние свидетели меняются местами с людьми, чьи жизни находятся в центре церемонии признания самоопределения. Люди, рассказывавшие свои истории, теперь становятся слушателями пересказа внешних свидетелей. Форма этого пересказа обычно задается вопросами терапевта.

Это не просто пересказ всего рассказа и не краткое содержание услышанного. Это пересказ тех аспектов истории, за которые «зацепилось» внимание внешних свидетелей. Он расширяет, уточняет отдельные аспекты таким образом, что в результате существенно выходит за пределы самого рассказа, тем самым способствуя насыщенному описанию взаимоотношений и личностной идентичности тех людей, чьи жизни находятся в центре церемонии. Кроме того, пересказы внешних свидетелей способствуют связи, соприкосновению жизней людей общими темами, создают существенный резонанс, потому что живо показывают, чему именно люди приписывают значимость в своей жизни, причем таким образом, что люди чувствуют признание и принятие.

Когда история Фионы и ее родителей была в достаточной степени разработана, чтобы обеспечить основу для отклика со стороны Элисон, я попросил их сесть в сторонку, а Элисон — рас­ сказать о том, что она услышала. Мои вопросы помогали Элисон в развитии пересказа, в котором вновь было живо представлено то, что ценно и значимо для Фионы и ее родителей. Эти вопросы помогли Элисон понять, какие аспекты рассказа особенно привлекли ее внимание и вызвали интерес. Они также побудили ее рассказать о тех образах, картинках, которые возникали перед ее внутренним взором, когда она слушала этот рассказ, о том, какие воспоминания из ее собственной жизни пробудили слова и выражения этого рассказа, какой отклик вызвали и каким образом затронули ее, о том, что она извлекла из них, куда они ее «переместили». Таким образом, пересказ Элисон включил в себя элементы исходного рассказа, но при этом разными способами вышел за его пределы. Он значительно способствовал насыщенному описанию истории, в котором переопределялись суть взаимоотношений между Фионой и ее родителями, а также представления о том, какими людьми они являются. Этот пересказ также способствовал развитию насыщенной истории за счет объединения, связи, соприкосновения жизней всех участников конкретными темами, связанными с намерениями по отношению к собственной жизни, и с их жизненными ценностями. В следующей беседе, когда родители Элисон присоединились к ней в качестве внешних свидетелей, истории их жизней также вплелись в общий узор.

Ключевой составляющей пересказов свидетелей является необходимость придерживаться определенной традиции признания, которую можно описать в терминах четырех основных категорий расспрашивания. Я использую термин «расспрашивание» для того, чтобы подчеркнуть тот факт, что пересказы не спонтанны («что приходит на ум, то и говорю»), они направляются вопросами терапевта.

В ходе пересказов внешние свидетели:

• не формулируют аффирмаций[28];
• не поздравляют;

• не указывают на сильные стороны и ресурсы;

• не дают моральную оценку;

• не сравнивают жизни людей с какими-либо нормами (не важно, являются ли оценки и суждения позитивными или негативными);

• не интерпретируют жизни других людей;

• не формулируют гипотезы о причинах;

• не осуществляют вмешательства с целью решить проблемы людей;

• не дают советов;

• не рассказывают басни или притчи;

• не пытаются проводить рефрейминг[29] событий из жизни людей;

• не навязывают альтернативных историй;

• не пытаются помочь людям в решении проблем и сложных жизненных ситуаций;

• не выражают беспокойство за их жизнь.

Отклик внешних свидетелей в большей степени связан с резонансом, чем с эмпатией или симпатией. Наиболее эффективны те отклики свидетелей, которые отражают, показывают, чему люди, находящиеся в центре церемонии признания самоопределения, придают значение в жизни, что для них ценно, причем так, что это сильно затрагивает рассказчиков, вызывает у них мощный резонанс.

Когда я перечисляю, чем пересказы не должны являться, я вовсе не подразумеваю, что все, что обычно считается признанием, не годится для отклика на события в жизни людей. Я не подвергаю сомнению ценность и значимость этих видов отклика в повседневной жизни. Я могу представить себе множество случаев, когда поздравления, подтверждения, советы и т.д. приемлемы и важны. Однако в контексте церемонии признания самоопределения эти отклики не будут способствовать насыщенному развитию историй и даже могут привести к «бедным» заключениям о жизни людей.

Кроме того, многие из перечисленных выше видов отклика включают в себя акты вынесения суждения. Например, когда мы поздравляем человека, мы подразумеваем, что он сделал что-то хорошо в соответствии с определенным критерием и что слушатели занимают авторитетную позицию, позволяющую им выносить подобные суждения. Терапевтический контекст не является контекстом повседневной жизни, и люди могут почувствовать себя слегка униженными, если их кто-то с чем-то поздравляет. Они могут почувствовать, что слушатели не понимают их, не понимают серьезности обстоятельств или сложности их жизненной ситуации. Они могут посчитать, что слушатели неискренни или высмеивают их. В силу того, что в терапевтическом контексте присутствуют отношения власти, любое из подобных переживаний может привести к чувству отчуждения от терапевта или от внешних свидетелей.

Терапевты несут этическую ответственность за последствия участия аудитории в терапевтической работе. Эта ответственность легче реализуется, если терапевт сам структурирует пересказы внешних свидетелей. Когда я говорю о структурировании, то не имею в виду, что оно ограничивает участие аудитории. Скорее, по моему опыту, оно обеспечивает условия, в которых внешние свидетели выходят за пределы привычного мышления и озвучивают нечто, что иначе они не проговорили бы. В общем, пересказы не ограничены привычными и само собой разумеющимися откликами на жизни людей.

Пересказы, структурированные с помощью четырех групп вопросов, способны вызывать сильнейший резонанс у людей, чьи жизни находятся в центре церемонии признания самоопределения. Именно резонанс вносит существенный вклад в насыщенное развитие истории, в то, что люди начинают лучше понимать, что именно они ценят в жизни, а также способствует размыванию, смещению с центральной позиции негативных заключений о жизни и идентичности людей. Он также помогает обрести важный опыт — знание о том, каким образом можно разбираться со сложностями и проблемами в собственной жизни.

Прежде чем я расскажу подробнее о четырех категориях вопросов, я хотел бы упомянуть о том, каким образом я подготавливаю внешних свидетелей к участию в церемонии признания самоопределения.

Подготовка внешних свидетелей

В большинстве случаев, прежде чем свидетели приступают к участию в церемонии, я провожу с ними короткую беседу. В этот момент я сообщаю им о том, что во время пересказа предложу им:

• поучаствовать в традиции признания, которая, как мне кажется, особенно значима для насыщенного развития историй;

• включиться в пересказ, который является результатом внимательного слушания и связан с отдельными аспектами истории, высказываниями и проявлениями, привлекшими их внимание;

• выразить, изложить этот пересказ естественно, ненавязчиво;

• лично откликнуться, выразив свое понимание того, почему их внимание привлекли те или иные выражения или фразы и каким образом это на них повлияло;

• отойти от привычных способов отклика на истории о жизни других людей — изложения собственного мнения, совета, суждения, теоретизирования и т.п.

Потом я обсуждаю со свидетелями вопрос о том, что оставляю за собой возможность вмешиваться и перебивать, задавать вопрос, если чувствую, что это может способствовать откликам, ведущим к более насыщенному развитию истории. Я вмешиваюсь также, если думаю, что пересказ отклоняется от традиции, которой мы стараемся следовать. Я также четко обосновываю необходимость моего вмешательства, объясняя, что несу полную этическую ответственность за последствия пересказа истории внешними свидетелями. Подобная организация процедуры всегда хорошо принимается свидетелями, потому что помогает снизить тревожность, страхи и беспокойство, связанные с предстоящей задачей. Обсуждение приносит облегчение и потому, что дает внешним свидетелям возможность отвечать на мои вопросы без постоянного отслеживания своих слов, что ограничивало бы свободу их ответов.

Затем я обычно описываю четыре категории вопросов, на основании которых будет строиться расспрашивание свидетелей. Я стараюсь использовать привычный, знакомый и понятный язык, учитывая особенности культурного контекста, возраста и уровня развития внешних свидетелей. В этот момент я могу раздать участникам копии описания категорий вопросов, представленного ниже, или какой-либо его версии.

Четыре категории вопросов

1). Во-первых, мы сосредоточимся на выражениях[30] — на поведении, высказываниях и выражении переживания, опыта. Я попрошу вас выделить из всего, что вы услышали, то, что вас больше всего привлекло, пробудило ваш интерес, зацепило. В этот момент я буду особенно заинтересован в тех конкретных проявлениях, которые дали вам понять, чему человек в жизни придает ценность. Это могут быть конкретные слова, фразы или чувства, ощущения. Говоря про то, что вас больше всего привлекло, вам надо будет дать понять, что вы испытываете интерес в жизни именно этого человека, то есть интерес личный, а не общечеловеческий, абстрактный. Сосредоточение на конкретных словах, высказываниях человека придаст вашему пересказу особую четкость и адресность.

2). Во-вторых, мы сосредоточимся на образах. Я попрошу вас описать какие-либо образы, пришедшие вам в голову, пока вы слушали рассказ, образы, вызванные к жизни теми высказываниями, которые привлекли ваше внимание. Эти образы могут принять форму конкретных метафор, касающихся жизни человека, или неких картин, относящихся к личности человека, его взаимоотношениям. Может быть, это будет некое чувство, ощущение, вызванное жизнью этого человека. После того как вы их опишете, я попрошу вас поразмыслить вслух о том, как эти метафоры, образы могут отражать жизненные смыслы, ценности, убеждения, надежды, упования, мечтания и добровольные обязательства человека; чего этот человек хочет, каковы его намерения в отношении жизни, каковы его жизненные ценности. В этот момент я буду задавать вам вопросы о том, что бы эти образы могли сказать нам о жизни и идентичности человека, при этом я не буду просить вас сформулировать какие-то жесткие заключения.

3). В-третьих, мы сосредоточимся на личностном резонансе[31]. Я попрошу вас рассказать о том, почему вас так привлекли именно эти конкретные слова, фразы, но особенно сосредоточиться на том, что именно и как затронуло ту или иную струну вашей личной истории. Поместив интерес к словам человека в контекст ваших собственных впечатлений, вашего жизненного опыта, мы сможем превратить его в то, что я называю «воплощенный интерес» в противовес абстрактному. Можно сказать иначе: ваш интерес будет четко обозначен как личный, а не академический; вовлеченный, жизненный, а не отвлеченный, «кабинетный». Наиболее важно для вас будет сказать о том, какие именно переживания вашей личной истории высветились и оказались в фокусе внимания в тот момент в силу этих слов, фраз. Для тех, кто профессионально работает с людьми, это может включать воспоминания и переживания, касающиеся терапевтических бесед с другими людьми.

4). В-четвертых, мы сосредоточимся на «психологическом перемещении». Я попрошу вас отметить для себя и сказать, каким образом присутствие здесь, свидетельствование жизненным историям затронуло вас, повлияло на вас, куда оно вас ведет, на что сподвигает. Людям, которые становятся слушателями, свидетелями значимых человеческих драм, почти невозможно остаться не затронутыми. Я использую слово «затронутый» в широком смысле. Возможно, вам полезно будет задуматься о том, в какие пространства, какие области ваших переживаний перенес вас этот опыт… Где бы вы точно не оказались, если бы в это время ходили по магазинам или ухаживали за садом?.. Это может помочь вам подготовиться к моим вопросам о том, куда вас переместило это переживание: какие мысли о собственном существовании возникли у вас, появилось ли иное понимание собственной жизни или жизни в целом? Возникли ли у вас в результате этого опыта какие-нибудь соображения о том, что вы могли бы поговорить с кем-то из значимых для вас людей; о том, как вы могли бы действовать в сложных жизненных ситуациях, в ваших взаимоотношениях с людьми? Подобное признание будет рассказом о том, как это затронуло вашу жизнь, как она изменилась (возможно, совсем чуть-чуть), как вы стали немного другим по сравнению с тем, каким были, прежде чем послушали рассказ и получили возможность откликнуться на него.

Описав четыре категории вопросов в терминах, понятных свидетелям, я говорю о том, что, когда они будут слушать рассказ, им надо будет просто пытаться осознавать, что именно их “привлекает, какие образы, отклики, размышления пробуждаются в них. Я сообщаю, что материал, который обеспечивает отклик на третью и четвертую категории вопросов, то есть резонанс, перемещение, скорее всего, будет порожден как ответ на мои вопросы непосредственно во время соответствующей фазы пересказа.

Чтобы проиллюстрировать эти категории вопросов, я разметил пересказ Элисон на карте «церемонии признания самоопределения» (рис. 4.1). Это обобщенная разметка, которая обозначает путь беседы как в целом прогрессивный в своем развитии в ходе движения по четырем стадиям расспрашивания. Однако пересказ Элисон не был полностью линеен, и я вновь и вновь приглашал ее поместить в центр выражения, использованные Фионой, Луизой и Джейком. Постоянное возвращение, апеллирование к словам и фразам, произнесенным людьми, для которых проводится церемония признания самоопределения, гарантирует, что все ответы и отклики свидетелей базируются, основываются именно на этих высказываниях. Таким образом, отклики оказываются оправданными, обоснованными, что является характерной чертой церемонии признания самоопределения в рамках нарративной практики.

Я разработал эти категории расспрашивания (выражение опыта, образ, резонанс и перемещение) в результате исследования участия аудитории в терапевтической практике. Я проверил и многие другие категории, основанные на нарративном понимании жизни, многие из них были полезными, но четыре категории, описанные здесь, оказались самыми эффективными, они более всего способствуют насыщенному развитию истории. Эти выводы основаны как на моих непосредственных наблюдениях результата пересказов, так и на обратной связи, которую я получал от людей, находившихся в центре церемонии признания самоопределения.

Я также обнаружил, что пересказы, выстроенные с помощью этих четырех категорий вопросов, оказались наиболее цельными, естественными и значимыми для внешних свидетелей. Внимание к тому, что больше всего привлекает в рассказе людей, как правило, повышает осознанность ассоциативного мышления свидетелей, осознанность образов, порождаемых словами и фразами. Образы жизни и идентичности часто оказываются богаты метафорами, аналогиями и указаниями на сходство. Они способны запустить резонансный отклик, «волну» в истории жизни. Таким же образом, как поверхность барабанной перепонки резонирует, когда с ней соприкасается звуковая волна, аспекты наших личных переживаний и опыта могут резонировать, соприкасаясь с «волной» образа. Эти впечатления, многие из которых прежде игнорировались, «высвечиваются» и попадают в фокус сознания. В результате мы переживаем ощущение, что истории наших жизней каким-то образом соприкасаются с историями жизни людей, находящихся в центре церемонии.

Образ, волна, резонанс и катарсис

Понятия «образ», «волна» и «резонанс» я заимствовал из работ Гастона Башляра (Bachelard, 1969), философа науки, который писал об образах созерцания и о поэтике образа. Я считаю, что многие из его идей имеют непосредственное отношение к терапевтической практике в целом и к расспрашиванию внешних свидетелей в особенности. Удерживание в сознании этих трех понятий при интервьюировании внешних свидетелей в существенной мере сформировало те вопросы, которые я задаю.

Еще одно понятие, которое я считаю крайне значимым, имплицитно присутствует в четвертой категории вопросов ко внешним свидетелям (перемещение), это понятие катарсиса (katharsis). (Я записываю это слово через латинскую «к» , что­ бы отличить его от современного понятия катарсиса, которое записывается через букву «с» — catharsis. Последнее связано с метафорами разрядки, освобождения, реагирования и т.д.) Говоря о катарсисе, я подразумеваю, по моему мнению, классическое понимание этого термина. Катарсис — это феномен, который человек переживает, когда является свидетелем ярких, сильных жизненных драм — феномен, который ассоциируется с откликом на исполнение греческих трагедий. В соответствии с классическим определением переживание является катартическим, если человек им глубоко затронут. Не только испытывает сильные эмоции, но оказывается перемещен в иное пространство, иное место своей жизни, где он может:

• обрести новую точку зрения, новый взгляд на собственную жизнь и идентичность;

• восстановить связь с прежде проигнорированными аспектами собственной истории;

• восстановить контакт с особо ценными смыслами и принципами собственной жизни;

• создать новые смыслы, заново осмыслить переживания собственной жизни, которые прежде не были поняты;

• ощутить, что владеет жизненными знаниями и умениями, которые прежде едва осознавал;

• предпринимать какие-либо меры или шаги в своей жизни, которые раньше вообще не рассматривались;

• выйти за пределы повседневной рутины, мыслить другими категориями.

Я считаю, что такое понимание катарсиса согласуется с тем, что во время работы с внешними свидетелями основное внимание уделяется проявлениям конкретного переживания, опыта людей, чья жизнь находится в центре церемонии. Ведь феномен катарсиса относится к конкретным выражениям переживания, жизненного опыта, глубоко затрагивающим и увлекающим нас, захватывающим наше воображение, пробуждающим любопытство.

В соответствии с понятием катарсиса вопросы свидетелю направлены на то, каким образом услышанные истории переместили, продвинули его в собственной жизни. Это понятие побуждает нас признать, что истории оказали на нас влияние, непредсказуемо переместили нас в те или иные области нашей жизни. Оно помогает нам понять, что эти могущественные проявления жизни задали направление движения, и мы стали иными по сравнению с тем, кем мы могли бы быть, если бы не присутствовали здесь и не стали свидетелями этих слов и иных форм выражения переживания, опыта. Подобное признание становится еще более значимым и мощным за счет того, что влияние этих историй естественно и ненавязчиво, оно не является самоцелью.

Я считаю, что понятие катарсиса применимо не только к пересказам внешних свидетелей, но и к процессу осознания терапевтами собственного отклика на повседневные жизненные драмы, которые они наблюдают во время терапевтических бесед, в учебном контексте и в ходе работы с сообществами.

Бывают моменты, когда внешним свидетелям трудно определить пережитый ими катарсис. В этом случае терапевт может помочь им выделить потенциальные события их жизни, которые могут вызвать резонанс. Например, внешний свидетель рассказывает о том, какой вклад внесла в его жизнь любимая тетушка, заботившаяся о нем в сложные для него времена, однако при этом ему не удается нащупать какой-нибудь катартический отклик. В этом случае терапевт может вкратце расспросить свидетеля о том, знала ли тетушка, насколько значимым оказался ее вклад, а если не знала, то, что это могло бы значить для нее — узнать об этом, а также о том, каким образом прямое признание может повлиять на жизнь свидетеля. Еще один пример — внешний свидетель говорит о смутной тоске, неясном стремлении, которое он испытал в контексте резонанса, но не может отследить какой-либо элемент катарсиса. В ответ на это терапевт может расспросить, каково это — публично признавать наличие этого стремления: «Каково вам было открыто говорить здесь об этом стремлении? Каковы возможные последствия этого шага? Станет ли вам в результате проще признавать наличие этого стремления в общении с другими людьми? Если да, то каковы могут быть последствия?»

Пересказ пересказа

После пересказа внешние свидетели возвращаются в позицию слушателей, а люди, находящиеся в центре церемонии, отвечают на вопросы терапевта о том, что они услышали в пересказе. Таким образом, они вовлекаются во второй пересказ, и теперь это «пересказ пересказа» их истории внешними свидетелями.

Интервью проводится в соответствии с теми же четырьмя категориями вопросов (выражение, образ, резонанс и перемещение), однако в фокусе второй группы категории расспрашивания (образ) остаются образы, касающиеся жизни и идентичности самого рассказчика, а не образы жизни и идентичности внешних свидетелей. Человека расспрашивают о том, какие метафоры, образы собственной жизни возникли у него под воздействием пересказа его истории внешними свидетелями.

Людей расспрашивают о том:

• какие слова и выражения внешних свидетелей привлекли их внимание;

• какие образы, картины возникли в их воображении под воздействием этих выражений (на сей раз это образы, имеющие отношение к их собственной жизни, а не к жизни свидетелей) и что это говорит об их намерениях, связанных с собственной жизнью, об их жизненных ценностях;

• какие личные переживания, впечатления, опыт были затронуты этими высказываниями;

• куда высказывания внешних свидетелей переместили, привели их: как изменили понимание, восприятие собственной жизни, какие вызвали размышления о возможных дальнейших действиях.

На этой стадии встречи с Элисон, Фионой, Луизой и Джейком сначала я задал вопросы Фионе и ее родителям о том, что они услышали в пересказе Элисон, что особенно привлекло их внимание и пробудило интерес. После этого я спросил их о том, какие образы эти высказывания пробудили в них. Фиона сказала, что это — видение новой надежды на будущее без Анорексии, Луиза — что это образ матери, которая продолжала быть стойкой перед лицом разочаровывающих, выматывающих сил, и вдохновение, которое она почерпнула из намерений и действий Фионы, направленных на то, чтобы отобрать свою жизнь у Анорексии. Для Фионы и Луизы вместе это был образ их совместной работы, изменившей их жизнь, образ женщин, бросающих вызов грузу неправомерных ожиданий. Для Джейка это было более сильное чувство приверженности ценностям справедливости, выраженной в его готовности принять сложности, связанные с выстраиванием новых отношений с Луизой и Фионой.

Кроме того, я спросил Фиону и ее родителей о том личном опыте, который «срезонировал», актуализировался в ответ на эти аспекты пересказа Элисон. Я задал вопрос о том, к чему они пришли в размышлениях о возможностях в своей жизни, — что высветилось для них, когда они были свидетелями пересказа и участвовали в пересказе пересказа. Я узнал, что, помимо всего прочего, Фиона стала яснее понимать, как действует анорексия и как организуется «командная работа» с Луизой. Луиза, хотя бы отчасти, почувствовала освобождение от бремени вины и осознала, какие в ее жизни есть проблемы и достижения, аналогичные тому, что переживает Фиона. У Джейка возникло несколько идей о том, как он мог бы изменить некоторые привычные способы реагирования на поведение и высказывания Луизы и Фионы.

[28] Аффирмация — позитивное утверждение, не соответствующее текущему положению дел, применяемое в некоторых направлениях когнитивно-бихевиоральной терапии для изменения самоощущения клиента и его поведения. — Прим. перев.

[29] Рефрейминг — техника, применяемая в нейролингвистическом программировании; заключается в том, чтобы, поместив ту или иную неудобную особенность человека в иной контекст («фрейм», или рамку восприятия), увидеть в ней положительные стороны. — Прим. перев.

[30] Термин «выражения», в расширенном варианте звучащий как «выражения переживания/опыта», заимствован М. Уайтом из антропологии переживания (течения в антропологии, наиболее известными представителями которого являются Виктор Тернер, Барбара Майерхоф, Эдвард Брунер). — Прим. перев.

[31] В этой главе я использую термин «резонанс» для того, чтобы описать два различных феномена. Во-первых, чтобы характеризовать пересказы в рамках церемонии признания самоопределения. Я полагаю, что они могут вызывать сильный резонанс с тем, что люди считают ценным в жизни. Во-вторых, чтобы описать личностные резонансы, которые переживает внешний свидетель. Эти резонансы возникают как отклик на выражения людей. — Прим. авт.

 Церемония признания самоопределения как коллективное самоопределение – Предыдущая|Следующая – Особенности работы с внешними свидетелями: работа с откликами