Для психологического анализа сновидений в процессе психотерапии необходимо знание больного, достигающееся собиранием полноценного объективного и субъективного анамнеза, сведений об особенностях жизненной ситуации больного, его личностных свойствах и о характерных для него отношениях с окружающими. Какие бы то ни было претензии на непогрешимость при истолковании сновидений лишены оснований. Психологическое раскрытие содержания сновидений всегда гипотетично. И. Е. Вольперт говорит [4] о “разночтении” материалов сновидения, однако этим не обесцениваются попытки понять сновидение психологически.

3. Психоаналитические воззрения на конфронтацию между сознанием и бессознательным способствовали формированию понятия о “психологической защите”. Травмирующие психику переживания порождают феномены, цель которых – предотвращение клинически проявляющихся следствий психогении. Так возникли представления о механизмах “сублимации”, “вымещения”, “проекции”, “рационализации”, “вытеснения” и др. Т. Шибутани [14] считает, что защитные механизмы связаны в основном с процессами восприятия и символизации. “Вытеснением” исключается из сознания импульс, возбуждающий тревогу и напряжение. Образование противоположной реакции, когда неприемлемая для сознания тенденция изменяется без опознавания этого на полярно-противоположную, также относится к механизмам “психологической защиты”, как и “проекция”, при которой неосознаваемый импульс или чувство переориентируется на другой, более доступный, объект (например, когда человек переносит свои нежелательные черты на других людей). Под “сублимацией” понимают бессознательную попытку превратить социально-неприемлемый импульс в социально-приемлемый. В этих случаях происходит как бы переключение энергии из одного русла в другое. При “рационализации” мы встречаемся с тенденцией рассудочно обосновать неадекватное стремление или идею. При этом нелепые, неясные или неуместные поступки истолковываются так, чтобы они казались адекватными и пристойными. Защитные механизмы как бы призваны обеспечить устойчивость личному самосознанию в условиях, когда ему угрожает психический конфликт.

В последующие годы “психологическая защита” многими рассматривается как повседневно применяемый психологический механизм, вступающий в действие при столкновении аффективно окрашенных психологических установок. Проявления “психологической защиты” определяют динамику как неосознаваемых, так и смутно осознаваемых переживаний при различных психологических конфликтах. Способность к “защитной психической деятельности” послужила основанием для Ф. В. Бассина, В. Е. Рожнов а и М. А. Рожновой говорить о личностях, “хорошо психологически защищенных” и “плохо психологически защищенных”, и связать начало ряда патологических процессов с предварительным распадом системы “психологической защиты”.

Знание механизмов “психологической защиты” крайне важно для целей психотерапии, направленной на нейтрализацию психической травмы. Можно думать, что именно “плохо психологически защищенные” не обладают способностями развивать защитную психологическую активность, либо же, что эта активность может принимать у них формы психопатологического характера. В этом отношении представляют интерес наши наблюдения над лицами, определяемыми как тревожно-мнительные или психастеники. Помимо навязчивых образований символического характера, у психастеников наблюдается явление своеобразной рационализации – психастеник, которому приходится предпринять какое-либо действие, предъявляющее определенные требования к его личности (например, к его активности, смелости, решительности), “заранее знает”, что это действие не следует осуществлять, “потому что ничего не выйдет”. Так проявляется и развивается инертность, мизонеизм психастеника.

Исследуя навязчивые ритуальные симптомообразования при психастении, можно рассматривать их как своеобразные меры психологической защиты. Особенно четко это выступает в рамках своеобразных ананкастных развитий, где ритуальные действия носят символико-магический характер. Примером может служить следующее наблюдение.

Больная 22-х лет страдает навязчивым мытьем рук. Кроме того, она совершает навязчивые действия; взяв в руки бумагу (безразлично какую – полученное письмо, обертку, записку, счет и т. п.), она испытывает непреодолимую потребность разорвать ее на мелкие кусочки, что и делает обычно. Карманы ее одежды постоянно полны обрывками бумаги. Сначала она рвет бумагу три раза, затем снова троекратно и опять, пока она не останавливается на какой-то цифре, кратной трем. Так как на работе больная имеет дело с бумагами, а рвать их не может из-за опасения привлечь внимание сотрудников, то прежде, чем прочесть полученную бумагу либо отправить ее по назначению, она трижды проводит языком по нёбу. Иногда это действие она производит до тех нор, пока не останавливается на какой-нибудь цифре, кратной трем. В анамнезе у больной – на протяжении последних лет неблагоприятно для нее заканчивавшиеся взаимоотношения с молодыми людьми. Трое молодых людей, которых она считала своими женихами, оставили больную и женились на других девушках. Заболевание началось с навязчивого мытья рук, затем симптом иррадиировал – появилось навязчивое оперирование с бумагами. Больная, обладая интеллектом выше среднего, сама объясняет свое отношение к цифре “три” тем, что у нее было “три жениха”, как она иронически называет молодых людей. Цифра “три” для нее магическая – она предохраняет от смерти, т. к., по словам больной, после ухода третьего жениха было желание покончить с собой.

Психотерапевтический анализ состояний больных с навязчивыми симптомами нередко обнаруживает, что навязчивая аритмомания скрывает за собой “магические” представления и служит защитой от тревоги. “Магическое” в этих случаях – это количество повторений навязчивого ритуала. Цифре 5 или 7 и др. приписывается магическое значение, как это нередко наблюдается у суеверных людей, утверждающих, например, что для устранения нежелательных последствий страшного сновидения надо трижды сплюнуть и т. п. Защита, добываемая ритуально-навязчивым действием, проявляется в том, что, выполнив это действие, носитель навязчивости успокаивается, у него ликвидируется тревога.

Замечено, что в периоды больших тревог, волнений у психастеников усиливаются проявления навязчивости. Это проявляется в учащении навязчивых действий, в обрастании их новыми навязчивостями – получаются, если можно так выразиться, своеобразные ананкастные молитвы, обращенные к судьбе, к мистическим силам, которые символически-навязчивыми действиями призываются к защите. Эта целевая направленность навязчивых действий во многих случаях не скрыта от их носителя. В подобных случаях неосознаваемым остается их патогенез, но их направленность находится целиком в сфере сознания. Это заставляет ананкаста стыдиться своей навязчивости, всячески, ее маскировать. И если на стереотипном действии больного шизофренией, напоминающем порой навязчивость психастеника, лежит печать аутизма, инертности, аутистического расщепления, то навязчивое действие психастеника отражает патологическую мотивацию этого больного, сближающую его с суеверным человеком, испрашивающим благоволение у судьбы. Опыт клинического наблюдения показывает, что интеллектуальный уровень подобных больных может быть даже высоким, эти больные могут обнаруживать весьма трезвые суждения в отношении новых жизненных проблем и в то же время в отношении своих навязчивостей они проявляют себя как дети, считающие, что учитель сегодня их не вызовет, если они будут идти в школу не по левой, а по правой стороне улицы и если они свой завтрак отдадут собаке. И в этих случаях, как и при навязчивых ритуалах, обнаруживаются поиски защиты, принимаются “меры защиты”, и поэтому можно сказать, что ритуальные навязчивые действия психастеников выступают в качестве меры, если не психологической, то психопатологической защиты.

 

 

доминанты – предыдущая | следующая – симптомы

Бессознательное. Природа. Функции. Методы исследования. Том II

консультация психолога детям, подросткам, взрослым