Часто большую роль в генезе неврозов, особенно невроза навязчивых состояний и истерии, играют неосознаваемые мотивы.

Мы различаем элементарные и криптогенные навязчивые состояния. Возникновение первых находит отражение в сознании. Сюда относится, например, закрепившаяся на многие годы боязнь воды у тонувшего, страх перед некоторыми животными. В отличие от элементарных, криптогенные (от греческого слова “криптос” – скрытый) навязчивые состояния возникают, казалось бы, без внешнего повода. Причина их возникновения скрыта, не осознается больным.

Характерно следующее наше наблюдение.

Больной X., 28 лет, однажды, спускаясь утром по лестнице, чтобы пойти на работу, вдруг остановился, так как появилась мысль: “Не осталась ли дверь открытой?”. Вернулся, проверил – дверь была плотно закрыта. С этого времени его стало проследовать навязчивое сомнение: “Не осталась ли дверь открытой?”. При уходе его из дому дверь закрывалась женой на засовы, задвижки, замки, и тем не менее он по многу раз в день, оставив работу, вынужден был возвращаться домой, чтобы проверить, не осталась ли дверь открытой. Он понимал необоснованность своей тревоги, боролся с ней, но не мог ее преодолеть. Сам больной не мог связать свое заболевание с какой-либо причиной. Оно казалось ему возникшим без всякого внешнего повода.

Больной женат вторично. Первую жену он очень любил, прожил с ней около 2 лет. К концу этого периода он стал вспыльчивым, раздражительным. Отношения с женой стали ухудшаться, и однажды, придя домой, он застал дверь в квартиру открытой и на столе записку от жены, в которой она сообщала, что ушла от него к другому. Очень болезненно пережил это, просил ее вернуться, но она отказала. Через полтора года женился вторично. Брак оказался удачным. Прожили вместе около 2 лет, и однажды внезапно развилось описанное выше болезненное состояние. Жена отметила, что незадолго до появления навязчивости больной стал вспыльчивым, раздражительным, ворчливым. В связи с этим отношения между ними ухудшились. Сам больной этого не замечал.

В данном случае навязчивое сомнение связано с переживаниями больного. Оно обозначает в скрытой, завуалированной (символической) форме боязнь ухода второй жены. Как уже было сказано, когда у больного ухудшились отношения с первой женой, он, придя домой, застал дверь открытой и узнал, что жена ушла. Возникла связь между представлением об открытой двери и уходом жены. Теперь, когда стали ухудшаться отношения со второй женой, появилась боязнь потерять ее. Однако мысль о том, что вторая жена может уйти, оказалась столь тягостной, что она была подавлена, вытеснена, не нашла достаточного отражения в сознании, осталась неосознанной и прорвалась в скрытой символической форме – в виде боязни застать дверь открытой.

Каузальная психотерапия, в процессе которой больному была разъяснена связь его заболевания с представлением об уходе жены, привела к полному излечению, подтвердив тем самым правильность предположения о роли этих переживаний в возникновении болезни.

В этом наблюдении отчетливо выступает один из механизмов “психологической защиты” [1, 118; 2,60] – механизм вытеснения тягостных для больного переживаний, встречающийся как в норме, так и в патологии. Этот же механизм может играть большую роль в возникновении, например, боязни острых предметов и связанных с этим страхом защитных ритуалов в случае развития двойственного отношения к близкому человеку: чувства любви и неосознаваемого желания ему смерти.

При неврозе навязчивых состояний во многих случаях дело не в том, что больные не помнят психотравмировавшее событие, лежащее в основе навязчивого явления, а в том, что они не могут установить связь между этим событием и навязчивым симптомом.

Генезис криптогенной фобии иногда может быть тесно связан с особенностями развития личности, сделавшими последнюю избирательно-чувствительной к определенным раздражителям.

Неосознаваемые мотивы лежат, как правило, и в основе истерических реакций.

Клиницистами давно была замечена характерная особенность истерических реакций, заключающаяся в том, что тот или иной истерический симптом является для больного желательным, приятным, дающим больному определенные житейские выгоды – либо выход из тяжелой для него ситуации, либо уход от ставшей несносной действительности. Отсюда возникло представление “о бегстве в болезнь”, “воле к болезни” (З. Фрейд) как о характернейшей черте истерии. Эта особенность истерических симптомов отчетливо выступила во время первой мировой войны. Стало очевидно, что в основе истерических припадков, параличей, глухонемоты, гиперкинезов и тому подобных расстройств у солдат лежит страх перед возвращением на фронт, в связи с чем Э. Крепелин в своем руководстве по психиатрии обозначил эти реакции, как “состояния протеста против возвращения на фронт”. При этом “бегство в болезнь” стало рассматриваться как проявление какой- то особой бессознательной воли, якобы присущей этим больным (“гипобулика” Кречмера), или даже просто как симуляция.

И. П. Павлов, признавая, что “бегство в болезнь”, “воля к болезни” является характернейшей чертой истерии, показал, что временные нарушения функции организма, дающие человеку ту или иную жизненную выгоду, например, удаление из опасной для жизни обстановки, могут приобрести черты “условной приятности или желательности” и по механизму образования условного рефлекса закрепиться. Это и лежит в основе истерической фиксации болезненного симптома. Особенно часто такой механизм будет действовать “у слабого субъекта, который является жизненным инвалидом, не способным положительными качествами вызвать к себе внимание, уважение, расположение”, но он может проявляться и у нормального субъекта.

Приобретут ли у человека представления о том или ином болезненном симптоме характер “условной приятности или желательности”, зависит, с одной стороны, от особенностей той ситуации, в которой он находится, с другой – от его прошлого опыта, от имеющихся у него представлений, определяющих его этические и нравственные устои.

 

роль – предыдущая | следующая – причина

Бессознательное. Природа. Функции. Методы исследования. Том II

консультация психолога детям, подросткам, взрослым