К сожалению, в этом эксперименте не контролировалась длительность быстрого сна и характер сновидений в контрольной, успешно адаптировавшейся группе. Но в других работах тех же исследователей показано, что невротическая тревога у лиц, успешно поддающихся психотерапии, уменьшается от начала ночи к концу, от вечера к утру, причем уменьшение тем заметнее, чем более длительны эпизоды быстрого сна. Лишение быстрого сна не обязательно усиливает именно механизм вытеснения. В других работах Бостонской группы было показано, что у лиц иного психологического склада могут при этом активироваться и другие механизмы защиты. Лишение быстрого сна меняло выполнение проективных психологических тестов: при выполнении этих тестов выявлялись такие мотивы и установки поведения, которые невозможно было выявить до депривации. Следовательно, лишение быстрого сна изменяет всю структуру психологической защиты, а сам быстрый сон и сновидения входят в эту структуру как важный компонент.

Эти данные тесно перекликаются с результатами исследования другого американского ученого – Э. Хартманна. Хартманн для своего исследования выбирал среди широкой популяции здоровых испытуемых две крайние группы: тех, кому для хорошего самочувствия необходимо в среднем не меньше 9 ч сна, и тех, кому вполне достаточно 6 ч или даже более короткого сна. Он назвал их «долго- и короткоспящими». По структуре сна эти испытуемые отличались главным образом длительностью быстрого сна: у Долгоснящих он занимал и среднем почти вдвое больше времени, чем у малоспящих. Но обе группы существенно различались также по психическим особенностям.

Малоспящне были людьми энергичными, активными, они не были склонны пасовать перед жизненными трудностями и подолгу фиксироваться на неудачах. Сложные нюансы отношений между людьми не очень их интересовали. Их преобладающим типом защиты была рационализация или отрицание эмоциональных проблем. Они были, как правило, успешны в своей деятельности, не тревожны, почти не предъявляли жалоб и в целом производили впечатление людей, довольных собой и жизнью.

Долгоспящие, напротив, характеризовались повышенной чувствительностью к различным аспектам межличностных отношений, все проблемы принимали близко к сердцу, отличались беспокойством, тревожностью, их настроение было нередко сниженным. Зато их мышление оказалось менее шаблонным и они были, по-видимому, более творческими. Напомним, что это были здоровые люди, все перечисленные симптомы не достигали такой выраженности, чтобы можно было говорить о заболевании, но по сравнению с короткоспящими они были эмоционально менее устойчивыми. Складывалось впечатление, что они спасались от всех сложностей жизни во сне. Несколько утрируя, можно сказать, что они ложились спать невротиками и просыпались здоровыми людьми.

Автор высказал обоснованное предположение, что такое восстановление душевного здоровья от вечера к утру определяется высокой представленностью быстрого сна в их ночном сне. В других исследованиях показано, что для лиц с повышенной чувствительностью к эмоциональным проблемам характерно не только увеличение общей длительности быстрого сна, но и более интенсивные сновидения со сложным сценарием и необычными образами. Не все исследователи подтвердили выводы Хартманна о психологических различиях между много- и малоспящими. Но необходимо учитывать трудность выделения этих групп, требующую высокой клинической квалификации. Дело в том, что при выраженной эмоциональной неустойчивости и начальных формах невроза, когда сам испытуемый еще не считает себя больным, сон может нарушиться первым, тогда субъект попадет в группу малоспящих, хотя в действительности сокращение сна может отражать начало заболевания.
Но, может быть, выявленные соотношения между психическим состоянием и сном характерны только для относительно небольшого контингента людей, составляющих эти крайние группы – коротко- и долгоспящих? Хартман показал, что это не так. Опрашивая здоровых людей, у которых длительность сна на протяжении жизни подвержена некоторым колебаниям, он обнаружил, что сокращение сна, как правило, приходится на те периоды жизни, когда человек счастлив, свободен от тревог, хорошо себя чувствует и активно, с интересом работает. Сон удлиняется, когда возникают неразрешимые трудности, снижается настроение и работоспособность, после утраты близких людей или желанных целей, и особенно при обострении внутренних конфликтов. Сон может удлиняться при напряженной интеллектуальной работе, но чаще в тех случаях, когда эта работа подвигается с трудом и в связи с этим вызывает эмоциональное напряжение.
Напомним, что изменение общей длительности сна тесно связано с изменением длительности быстрого сна. Теперь становится очевидно, что не только разные люди могут быть неодинаково чувствительны к лишению быстрого сна, но даже у одного и того же человека эта чувствительность будет меняться в зависимости от его психического состояния и от условий, в которые он поставлен в период депривации. Если вследствие этих условий или по каким-либо другим причинам человек находится в подавленном и тревожном состоянии, депривация может существенно отразиться на ого самочувствии, психическом состоянии и эффективности деятельности. Если же человек переживает творческий подъем и не испытывает никакого разлада между внутренними побуждениями, лишение быстрого сна может почти не сказаться на его состоянии. В этих последних условиях на состоянии может не очень отразиться даже резкое сокращение сна или его полное отсутствие в течение относительно короткого времени. Известно, что бывает спонтанное укорочение сна в состоянии творческого подъема, когда человек не может оторваться от увлекательной работы, и 2-3 ч сна ему хватает, чтобы почувствовать себя отдохнувшим. Поэтому нет ничего удивительного в том, что при лишении всего сна или фазы быстрого сна в комфортных условиях, когда испытуемый занят приятной и увлекательной деятельностью, существенного изменения психических функций выявить не удается.

Быстрый сон и механизмы защиты – Предыдущая|Следующая – Роль быстрого сна в решении задач

Поисковая активность и адаптация. Содержание