Многие исследователи говорят, таким образом, об иной организации ментального лексикона, подчёркивая, что при SL.I нарушена характерная для нормы морфологическая репрезентация, проявляющаяся и в понимании, и в продукции инфлекционных морфологических операций; и заключая, что это нарушение сводится к неспособности создавать символические правила. При SL1 мы видим пример того, как языковая деятельность человека при овладении и пользовании языком базируется не на имплицитных процеду­рах и выведенных алгоритмах (независимо от того, передались ли они нам генетически), а на эксплицитно сформулированных – иногда в буквальном смысле – правилах и декларативной памяти, когда слова, например, хранятся списками, а правила – в виртуальных, так сказать, учебниках. Метафорически формулируя, это можно описать как поведение, сходное с речевой деятельностью человека на неродном языке, которым он владеет не свободно. Человек делает простейшие ошибки и, исправляясь, эксплицирует проце­дуры, которые он при этом производит. И так человек может пользоваться родным языком – всю жизнь. При достаточной сноровке он даже правильно говорит, но с большим “внутренним” трудом, так и не овладевая способностью к созданию продуктивных алгоритмов.

Отмечаются у таких людей и нарушения других языковых уровней. Фонетического: монотонная речь, нарушение речевого ритма и неправильное членение звукового потока: нарушение просодики, ударения как в частотных,так и в незнакомых, но ясных, с точки зрения правил данного языка, словах; сложности произнесения многосложных слов (сокращение их за счёт пропуска слогов); невозможность вывести продуктивное правило оглушения или озвон­чения и т.п. cинтаксического, грамматические процедуры как бы симули­руются за счёт памяти и эксплицитных правил, необычный порядок слов серьёзно затрудняет для них анализ пассивных и иных сложных конструкций. Фактически невозможным является адекватное понимание переносных значений и метафор.

При таких нарушениях морфологические процедуры почти не произво­дятся: в центальном лексиконе слова хранятся целиком, списком, без осоз­нания их структуры; неясную роль играет морфологическая прозрачность. (Стоит вспомнить, что мозговое картирование показывает распределение свойств и характеристик слов по различным зонам мозга, что не подтверж­дает идею списка по крайней мере для значительной части лексики). Специально исследовался вопрос, не семантические ли это нарушения. Проводился анализ понимания сюжетов, показавший, например, что наруше­ния в понимании маркеров времени вызваны чисто языковыми причинами.

Анализ грамматических возможностей таких людей проводится в экспериментах, исключающих возможные трудности артикуляции или восприятия, например, оценкой грамматичности предложенных письменно фраз или форм с целью проверки неосознаваемого знания грамматики. Проверяется и пользование грамматикой – способность менять число и видо-временные формы в реальных языковых единицах и квази-словах. В ряде работ делаются попытки найти нейроанатомические корреляты генети­ческих языковых нарушений, в частности, есть предварительные данные о кортикальной атрофии передних отделов мозга, еще одна гипотеза предпо­лагает генетические различия в соотношении серого и белого вещества – по некоторым данным, серого вещества больше у детей с SLI (Kabani et al. 1997).

По мере взросления люди с такими нарушениями языка вырабатывают компенсаторные механизмы, основывающиеся на эксплицитных правилах, используемых обучающимися второму языку. Подобно этим последним они делают ошибки в состоянии стресса или сильной усталости и никогда не достигают уровня, свойственного говорящим на родном языке; говорят гораздо медленнее (иногда в два раза), как бы отслеживают свою собственную речь, рефлексируют, с трудом понимают быструю речь.

Исследования специфических языковых нарушений проводятся в последнее время на материале целого ряда языков – германских, фран­цузского, греческого, японского, финского (Niemi, Laine, Tuominen 1994; Kehayia 1997; Folia Phoniatrica et Logopaedica 1998; Simonsen & Bjerkan, 1998). Совершенно очевидно, что данные такого морфологически сложного языка как русский являются важным вкладом в изучение проблемы.

усвоение языка – предыдущая | следующая – исследования лексикона

А. Р. Лурия и психология XXI века. Содержание