Как легко заметить, удовлетворение любой из выделенных потребностей влечет за собой фрустрацию других — в этом содержательная противоречивость структуры невротических потребностей. Так, например, чтобы удовлетворить потребность во всеобщей любви и одобрении, необходимо отказаться от лидерства и доминирования; чтобы нравиться всем, также следует отказаться от честолюбивых замыслов. Противоречивость стремлений не осознается, как не вполне осознаются и сами потребности. Не будучи осознанными, они, тем не менее, определяют внутреннюю динамику душевной жизни, но как чуждые и навязанные ему силы, контролировать которые он не может.

Но, осознавая себя “хозяином” своих чувств и желаний, невротик не верит в собственные силы, в возможность самостоятельного изменения своей жизни. Здесь через систему потребностей как бы просвечивает центральный радикал личностной структуры — сверхзависимость.

Экспериментальные исследования подтверждают преобладание у невротиков “внешнего локуса контроля”, “полезависимости”, а также феноменов “внешней мотивированности” во всех сферах жизни (Фарес Е., 1971). Это свидетельствует о том, что невротическая структура потребностей вставлена в целостный паттерн формально-стилистических особенностей личности. Невротики чрезвычайно зависимы от мнений и оценок значимых других, конформны в отношении общепринятых традиций и авторитетов (Виткин Г., 1965; 1974); повышенно тревожны и уязвимы в ситуации неуспеха, даже в случае успеха избирают стратегию низких или средних целей, так как успех приписывают не собственным способностям, а везению (Бек А., 1976; Бриссет М., 1973; Фарес Е., 1971). Неспособность влиять на ход событий делает таких людей легко подверженными депрессии (Биртчел Дж., 1984); Я-концепция характеризуется полярными качествами — ригидностью или нестабильностью образа Я, что результирует в низкий уровень самоуважения и самоприятия. Таким образом, не только система потребностей невротика оказывается неподконтрольной его Я, но и все стороны его жизненных отношений.

Следует отметить еще две важные особенности невротических потребностей. Первая из них связана с общей направленностью личности невротика — его эгоцентризмом и “потребительской” ориентацией. “Если обладание составляет основу моего самосознания, ибо “я — это то, что я имею”, то желание иметь должно привести к стремлению иметь все больше и больше”, — пишет Э.Фромм. И далее: “…алчному всегда чего-то не хватает, он никогда не будет чувствовать полного “удовлетворения”… алчность… не имеет предела насыщения, поскольку утоление такой алчности не устраняет внутренней пустоты, скуки, одиночества и депрессии” (Фромм Э., 1986). Иными словами, потребности невротика не обладают устойчивой опредмеченностью, а следовательно, существуют скорее в форме навязчивого влечения, чем социально опосредованного зрелого мотива.

Другая особенность потребностей (открывающаяся, как правило, только в процессе психотерапии или проективного обследования) состоит в их удивительной способности к трансформации, защитной мимикрии. Угроза фрустрации, нежелательных социальных санкций или угроза сложившемуся образу Я порождает “реактивные образования” — потребности-“перевертыши”. Так, фрустрированная потребность в любви может выступить в сознании в виде прямо противоположного чувства — враждебности, отвержения. В нашей практике молодая мама бессознательно испытавшая амбивалентные чувства к недавно  родившемуся ребенку, при обследовании методикой ТАТ дала следующую интерпретацию таблицы 7 (GW): “Что это — младенец или кукла?.. Нет, это сиамская кошка — вот мордочка черная… Старшая женщина — няня или гувернантка. Она читает что-нибудь английское, сентиментальное, например Диккенса. Младшая ее не слушает, небрежно держит кошку… Девочка поссорилась с кем-нибудь и думает о том, как она несчастна… Это может продлиться очень долго, и разрешения нет”.

Для вскрытия неосознаваемых мотивов и смысла этого рассказа обратим сначала внимание на лексические особенности текста. Старшая женщина, обычно идентифицируемая с матерью, здесь названа последовательно няней, затем гувернанткой, что позволило пациентке выразить чувство отдаленности, отчужденности от своей матери (ведь няня не родная мать, а гувернантка — и вовсе чужой человек, как правило, иностранка, “чужестранка”, и читает она что-то “не наше” а чужое — “английское”). Девочка, с которой идентифицируется пациентка, держит в руках не живое дитя, а “куклу” — этот феномен мы бы назвали девитализацией. Посредством перцептивного искажения пациентка вытесняет образ собственного ребенка, непроизвольно проявляя свое индифферентное отношение к нему, а затем в образе сиамской кошки (тоже “чужестранки”, да еще и злобной) проецирует и более негативные чувства отвержения и агрессии.

Анализ этих данных во время бесед с психологом помог связать воедино и осознать некоторые странные, на взгляд пациентки, ее поступки и переживания. Так, временами ею овладевало неудержимое желание бродяжничества — пациентка могла отсутствовать по нескольку дней, хотя ее ребенку было всего несколько месяцев. Временами она испытывала чувство острого одиночества, страха, неуверенности в себе. Могла быть беспричинно жестокой с ребенком, а затем плакала, подолгу возилась с ним, не позволяя матери даже появляться в комнате. Причины этих странностей лежали, по-видимому, в неразрешенном давнем конфликте пациентки с матерью, которой она никогда не могла простить холодности. Принятие новой для нее роли матери осложнялось грузом прошлых неизжитых обид и конфликтов с собственной матерью. Ребенок “помог” проявиться этим чувствам, став одновременно объектом бессознательного вымещения агрессии и одновременно средством компенсации у пациентки фрустированной потребности любить и быть любимой.

Особенности мотивационно-потребностной сферы – предыдущая | следующая – Стили эмоционального реагирования

Особенности личности при пограничных расстройствах и соматических заболеваниях