Анализ аргументов для доказательства тезиса о множест­венности знаковых опосредователей мышления целесообразно начать с мыслительных актов, объектом которых был вербаль­ный материал. В отечественной литературе такую возможность предоставляет работа А. Н. Соколова «Внутренняя речь и мышление» [1967].

Экспериментальный материал, полученный А. Н. Соколовым и содержащийся в этой книге, заслуживает пристального внимания. Развитие представлений о внутренней речи, речевом мышлении, порождении речевого высказывания позволяет не­сколько иначе интерпретировать экспериментальные данные по сравнению с интерпретацией самого Соколова.

В экспериментах А. Н. Соколова по восприятию речи в усло­виях помех наблюдалась мгновенная амнезия: испытуемые не могли воспроизвести прослушанный текст, если они были ли­шены возможности повторять его про себя во внутренней речи в процессе его восприятия.

Иначе говоря, запоминание воспринятого на слух текста происходило только в результате переработки воспринимаемо­го материала. В ходе этой переработки выделялась система смысловых вех, которая служила мнемическими опорами при воспроизведении.

Система смысловых вех, формируемая во внутренней речи,, выполняла свою функцию только в том случае, если она образо­вывала иной связный «текст», отображавший текст услышанный. В этом связном «тексте», формируемом во внутренней речи,, телами знаков служили слуховые образы слов (превратившие­ся в тела иных знаков), значениями этих знаков становились фрагменты обобщенного смысла текста. Слова внутренней ре­чи, представленные слуховыми образами, своими фрагментами,, образами обозначенных предметов, лишь в интроспекции оста­ются словами конкретного языка, что провоцирует квалифици­ровать подобные процессы смыслового восприятия как вер­бальное мышление; на деле же эти слова образовывали знако­вую систему ad hoc, значением знаков становились фрагменты обобщенного смысла текста. А. Н. Соколов описывает построе­ние этой новой знаковой системы ad hoc следующим образом.

«… Ни слуховые образы слов, ни зрительные образы пред­метов сами по себе еще не вели ни к осмыслению слушаемой речи, ни к ее закреплению. Образы оказывались очень мимо­летными и фрагментарными, цельной картины они никогда не создавали. Более того, если образы и замечались, то только в момент слушания и почти никогда — при воспроизведении, большая часть их к тому времени оказалась утраченной.

…Образы становились средством закрепления у наших испы­туемых обычно только тогда, когда им предшествовало предварительное обдумывание, обобщение и т. д., т. е. когда они становились носителями общего смысла текста (разрядка наша.— Е. Т., Н. У.). В таком случае образы не столько возникали сами собой, сколько произвольно создава­лись испытуемыми. Но это уже было не простое эхо, не про­стые последовательные образы вообще, это были образы, создаваемые в результате обобщения, это были обобщающие образы».

В связи с этим вспомним, что закрепление смысла требова­ло от испытуемых «некоторого дополнительного психического акта — нужно как-то домыслить, сконцентрировать, связать в одну точку. В таком случае образы, если они действительно становились средством закрепления (т. е. действительно стано­вились знаками ad hoc.— ТН. У.), не могли не расширять своего первоначального значения, становясь носителями общего смысла текста» [Соколов 1967, 92—93].

Экспериментальный материал, полученный А. Н. Соколо­вым, показывает, что для воспроизведения текста, воспринимаемого на слух в условиях помех, испытуемый создает но­вую знаковую систему ad hoc, служащую ему для формирования мнемических опор. Эта знаковая система, хотя и восходит к словам естественного языка, является уже иной знаковой си­стемой. Происходит разрыв сторон знака: с телом знака, ко­торое имеет некоторое сходство с телом знака конкретного сло­ва, соединяется новое значение — фрагмент логической схемы текста. Употребляемый, хотя и с оговорками, в таких случаях термин «слово» вводит в заблужение — это уже не слово есте­ственного языка, а новое тело нового знака (правда, своим происхождением связанное со словом). В подтверждение этой мысли сошлемся еще раз на А. Н. Соколова.

Он пишет: «Мы полагаем, что, несмотря на невозможность произнесения слов, логическая схема в наших экспериментах строилась все же при помощи слов, только крайне сокращен­ных, иногда трудно уловимых намеков на слово. Говоря точ­нее, здесь не было слов в их грамматическом значении, а лишь некоторые элементы артикулирования, которые становились носителями общего смысла. Это предположение, как нам кажется, подтверждается многими данными… Испытуемая Р. замечала, что, воспроизводя содержание текстов, она иногда про­износила про себя только одну или две первые буквы слова. Так, например, слушая в одном из текстов перечисление скульп­тур М. М. Антокольского, она закрепляла их либо зрительным образом (например, скульптуру «Иван Грозный»), либо отрыв­ком слова (Сократ как Со.., Петр как Я… и т. д.). В послед­нем случае нет полных слов, слово сокращается до одной-двух букв. Внутреннее слово здесь перестает быть словом в его грамматическом значении, хотя не только сохраняет, но и еще более усиливает свою функцию обобщения, становясь нередко носителем общего смысла текста» [Там же, 94].

Представляется, что трактовка средств переработки слыши­мого текста в систему смысловых (мнемических) опор как знаковой системы ad hoc не противоречит выводам А. А. Соколо­ва; напротив, его указание на то, что тела знаков ad hoc становится носителями «логической схемы материала», «общего смысла текста», поддерживает такую трактовку.

Хотя А. Н. Соколов настаивает на том, что мыслительные процессы, в которых происходит обработка воспринимаемого на слух текста в условиях помех, это все-таки не есть мышление без слов, но те знаки, которые используют испытуемые, не есть слова естественного языка, а индивидуальные знаковые средст­ва, восходящие в своем происхождении к словам.

Полиморфность мышления – предыдущая | следующая – Формы внутренней речи

Исследование речевого мышления в психолингвистике

Консультация психолога при личных проблемах