Заведующий кафедрой нейро- и патопсихологии МГУ им. М.В. Ломоносова , профессор, доктор психологических наук Тхостов А. Ш., кандидат психологических наук, старший научный сотрудник кафедры нейро- и патопсихологии факультета психологии МГУ им. М.В.Ломоносова Сурнов К. Г.
(Продолжение)
Особым вариантом возможности культуры иллюзорно удовлетворять потребности, или модифицировать их, является создание специальных вполне материальных орудий и технологий. Порнография и кулинария есть способы управления своими потребностями, помогающие человеку овладевать такими не очень управляемыми состояниями, как аппетит или похоть. Это довольно эффективные орудия, но сколь часто они начинают обслуживать сами себя, создавая замкнутую патологическую цепь: еда, как на пирах римских патрициев, перестающая обслуживать пищевую потребность, и порнография, уже не направленная на возбуждение реальной сексуальности. Еще более очевидно это в умении человека создавать искусственные модификаторы своего состояния: наркотики и алкоголь. Конечно, наркомания и алкоголизм обладают психопатологической спецификой, но невозможно отрицать, что они есть продукт культуры. Значительно облегчая удовлетворение любых потребностей, современные технологии зачастую минимизируют, если не полностью сводят на нет собственную деятельностную активность индивидуума. В результате, то есть в виртуальном пределе развития этого процесса, избыточно технологизированная среда и подчиненные ее законам сограждане живут жизнью конкретного, а порой и чисто виртуального персонажа не вместе с ним, а вместо него. Подобно ситуации на современной богатой свадьбе, где гости умиротворенно сидят за столом, а танцуют, поют и оживленно разговаривают специально нанятые для этого случая профессиональные артисты. И только один пожилой участник торжества говорит своему соседу: “Как странно, друг, – свадьба наша, а гуляют на ней другие!” Трудно назвать потребность или жизненно важную задачу, решению которой нельзя было бы способствовать с помощью современных интернет-технологий. Однако можно поставить вопрос о возможных негативных следствиях и опасностях злоупотребления этими технологиями для здоровья. Научите пятилетнего ребенка играть в компьютерные игры, и он перестанет приставать к взрослым с вопросами об устройстве мира и просьбами что-нибудь сделать вместе. Теперь он оставил нас в покое, – обрадуются незадачливые родители. Теперь он перестал развиваться, – встревожится психолог.
Требуют внимательного психологического анализа особые состояния сознания, закономерно возникающие у интернет-зависимых субъектов. В интернете высокомотивированный пользователь может оказаться под воздействием очень интенсивного потока сверхзначимой (и зачастую абсолютно бесполезной) для него информации, которую ему нужно (а практически нельзя) успеть зафиксировать, обработать, не упустив десятков и сотен новых, каждую секунду открывающихся возможностей. Перевозбужденный избыточной стимуляцией мозг не может справиться с этой задачей. Сознание субъекта приходит в состояние, сходное с феноменами лобного синдрома, иерархичность и последовательность целеполагания утрачивается, субъект пытается одновременно делать все, не успевает и впадает в своеобразный транс, объективная квалификация которого требует признания как минимум временного, но серьезного нарушения социальной адаптации. Интернет-технологии помогают получать информацию, но также в высшей степени пригодны и для распространения дезинформации. Эти технологии обеспечивают невиданные ранее возможности общения между людьми, но зачастую используются для создания иллюзии общения. Посредством этих технологий можно красиво решить многие старые медицинские, психологические, педагогические проблемы, но можно нечаянно и создать новые.
Это та же самая ловушка, позволяющая вроде бы облегчить удовлетворение потребностей, но на самом деле оборачивающаяся их подменой. С. Московичи формулирует довольно интересную психологическую концепцию развития общества. В отличие от классического марксизма, он считает движущей силой развития общества и этиологической причиной его деформаций не развитие производительных сил и их конфликт с производственными отношениями, а развитие способов коммуникации. В условиях промышленного производства, создания городов, распада и деградации традиционной семьи и традиционной стратифицированной модели общества, в которой человеку было предназначено законное место, происходит необратимая деградация нормальных способов коммуникации. Возникающий коммуникативный дефицит компенсируется развитием прессы, а затем и другими современными коммуникативными технологиями, порождающими специфический феномен толпы: неструктурированного общественного образования, связанного лишь коммуникативными сетями [10, 13, 14, 17]. Однако эта компенсация исходно ущербна, ее легкость содержит некоторую неполноценность. Да, чтение газеты создает иллюзию общения и принадлежности к некой группе, но именно иллюзию. Продолжив этот ряд, можно утверждать, что интернет-общение значительно проще, нежели нормальное человеческое общение. Оно не требует таких усилий, оно более безопасно, его можно начать и прервать в любое время, оно позволяет сохранять анонимность (отсюда и столь повсеместное распространение ник-нэймов в интернете), оно доступно. И именно эта доступность скрывает за собой ловушку. Да, безусловно, в сети можно общаться, знакомиться и даже любить друг друга. Конечно, интернет-партнер лишен многих слабостей обычного человека, от него не может дурно пахнуть, он не может быть некрасив, но язык не поворачивается назвать это настоящим общением. Интернет-партнер – это вариант индивидуального мифа, нечто вроде карманной фотографии кинозвезды. Общество, организованное с помощью коммуникативной сети, по С. Московичи есть толпа, обладающая размытой идентичностью, повышенной внушаемостью, утратой рациональности. “Индивид регрессирует к массе” [10, с. 293], стремится к единению с толпой, будь то группа футбольных фанатов или политическая партия. Для объяснения этого феномена С. Московичи привлекает заимствованные из раннего психоанализа представления о гипнотическом воздействии толпы. На наш взгляд, это наиболее слабое место его теории, ибо для объяснения непонятного используется неизвестное. Более разумное объяснение заключается в том, что толпа, связанная лишь через средства коммуникации, способные создать лишь суррогатные формы общения, стремится компенсировать эту нехватку общения регрессивными симбиотическими связями. Самый большой недостаток суррогатного общения в том, что оно не обеспечивает стабильной идентичности. Именно этот механизм, возможно, лежит в основе расстройств идентификации, как при различных формах психической патологии (современные исследования демонстрируют увеличение числа пограничных расстройств), так и в многочисленных случаях дефицитарности идентификации в психопатологии обыденной жизни.
Эта дефицитарность, особенно явная при резком изменении общественных стереотипов, восполняется, также как и в индивидуальном психопатологическом случае, созданием компенсаторных, но от этого не менее патологических феноменов психологической защиты и совладания. Бред – это тоже вариант объяснения мира, становящегося все более непонятным и угрожающим, а терроризм – не менее отчаянная попытка обретения идентичности в глобализирующемся и все менее понятном и родном мире. Это утверждение – не попытка дать терроризму исчерпывающее и простое объяснение, безусловно, это совершенно неоднозначный феномен, это – скорее попытка привлечь внимание к тому, что терроризм имеет и психологические корни, связанные с патогенным влиянием культуры. Массовая культура, неизбежно разрушающая при глобализации традиционное общество и устойчивые формы идентификации, порождает вакуум, который чем-то должен быть заполнен. То, что заменитель не лучшего качества всегда оказывается под рукой, не только вина, но и беда индивида. Но и общество немало для этого делает. Во всем мире становится все более заметной тенденция “добровольно-принудительного”, осуществляемого посредством современных технологий, навязывания отдельным людям и целым сообществам, регионам планеты некой тщательно спланированной системы стандартов, правил, ценностей любой значимой деятельности. Разработки производственных и маркетинговых технологий, а также технологий политических, образовательных, развлекательных подчиняются интересам организаций, собственные ценности и цели которых очень далеки от гуманистических идеалов. Борьба за право и возможность определять, назначать, внедрять свою систему этих ценностей, норм, правил в сознание миллиардов людей – важная и болезненная проблема современной геополитики. Идеальная цель правящей элиты любой сверхдержавы – стать монопольным разработчиком технологии изготовления технологий. Для того чтобы в обозримом будущем весь мир думал, как сказано, делал, что сказано, покупал, что сказано и, как сказано, развлекался в свободное время. Психологические последствия этого процесса состоят, прежде всего, в затруднении реализации творческого потенциала личности, ее самобытности, уникальности, “самости”. Перспектива постановки на технологически совершенный конвейер производства миллионов “одинаковых и одиноких”, личностно недоразвитых людей в десятках произведенных по тем же технологиям одинаковых стран реальна. Угрозам глобализации должно быть противопоставлено нечто более существенное, научно обоснованное и действенное, чем стихийные, полудикарские и вполне стандартные (глобалистские!) выходки так называемых “антиглобалистов”.
Забавным, но тоже патогенным является сформированный массовой культурой “кентавр”, или даже, скорее, “василиск”, сочетающий в себе глобализацию навязанного идеала и возможность культуры заменить реальное действие семиотическим: деформация образа мира, детерминируемая развлекательными телекоммуникационными технологиями. Сама возможность подобной деформации известна с библейских времен. Ключевое понятие этого опасного для развития личности процесса – не “телекоммуникация”, а “соблазн”. Но индустриальный размах подобных деформаций сознания был достигнут лишь к XXI веку, и именно благодаря развитию телекоммуникационных технологий. Всевозможные викторины, лотереи, телевизионные игры, “реальные шоу” с крупными призовыми фондами формируют, особенно успешно в сознании неопытных или не очень развитых людей, жизненные стратегии, в которых целеустремленный труд и, вообще, всякое усилие являются отрицательными ценностями, ассоциируются с принуждением, рабством, неуспехом, позором. Необходимость честно трудиться воспринимается как тяжелая жизненная неудача. Положительной же ценностью назначается случайно успешное угадывание буквы в слове или выкрикнутая в микрофон гебефреническая шутка, приносящие выигрыш, мгновенно меняющий жизнь: миллион рублей, участие в “звездной группе” и т.п. Создана целая культура “назначения” ценностей, упакованных в яркую глянцевую обложку и направленная на целевую молодежную группу. Массовый тираж подобных изданий явно свидетельствует о том, что основным покупателем этой литературы является отнюдь не тот, кто может купить себе рекламируемые в таких изданиях товары, человек покупает недостижимую мечту. Глянцевые журналы творят кумиров, подражание которым творит невротиков (для которых, в свою очередь, есть специальные глянцевые журналы). Социализацию, таким образом, следует рассматривать не как завершенную, безусловно гармоничную, согласную, радостную совместную деятельность субъекта и социума, но как достаточно жесткую борьбу, шрамы от которой в виде различных форм “культурной” патологии есть плата за возможность обретения нормальной идентичности и адекватной саморегуляции. Психоанализ, также как и культурно-исторический подход, придававший принципиальное значение социализации натуральных функций, более правдоподобным считал ее довольно “кровавый” характер.
Запись на консультацию к Тхостову А.Ш.