Заведующий кафедрой нейро- и патопсихологии МГУ им. М.В. Ломоносова , профессор, доктор психологических наук Тхостов А. Ш., кандидат психологических наук, старший научный сотрудник кафедры нейро- и патопсихологии факультета психологии МГУ им. М.В.Ломоносова Сурнов К. Г.
(Продолжение)
Усилие, напряжение имеют принципиальное значение для порождения высших форм психики. Именно через торможение, задержку, отказ, напряжение и усилие только и могут объективироваться те или иные функции и феномены психики. Последующая интериоризация должна предполагать обязательный этап экстериоризации, объективации, а последующая постпроизвольность – предшествующую дезавтоматизацию. Знаменитый параллелограмм развития отражает очень важный, но недостаточно осмысленный феномен – возможное ухудшение деятельности на начальном этапе освоения опосредствующих инструментов [4, 9 и др.]. Но вне этого невозможно формирование некоторых принципиальных в генетическом плане психологических образований. Например, дефицитарность этапа произвольной регуляции как центрального звена формирования идентичности можно рассматривать как психологический механизм нарушения переживания времени и самоидентичности при различных вариантах “зависимости”. В рамках такой концепции время есть превращенный вариант интериоризированного усилия, связанного с торможением удовлетворения потребностей или фиксацией усилия достижения. Успешное прохождение фазы нормального отчуждения через экстериоризацию и последующую интериоризацию саморегуляции формирует нормальную линейную модель времени, включающую в себя прошлое, настоящее и будущее, а также дающую возможность оперативной, текущей регуляции процессов жизнедеятельности и долгосрочного планирования. Здесь мы сталкиваемся со своеобразной инверсией: психологическое переживание времени сначала рождается как заторможенная деятельность, как протяженное напряжение, а затем само становится высшей формой смысловой регуляции такого усилия и напряжения. Регуляция имеет смысл лишь при существовании представления о времени и жизненной перспективе. Неуспешное прохождение этой фазы социализации может привести к фиксации архаической циклической модели времени, при которой непознаваемые внешние силы своевольно управляют субъектом и которая не предполагает возможности планирования и делает субъекта полностью детерминированным внешней или внутренней (физиологической) стимуляцией, как, например, при различных вариантах зависимости.
Современными психоаналитиками показано, что не только избыточное насилие, непереносимая или слишком ранняя травматизация вызывают психопатологические симптомы; не менее важный их источник – избыточное облегчение условий существования, превращающееся в тормоз развития навыков самостоятельности, сепарации, или даже построения устойчивых границ субъекта. Условия формирования “психотической личностной структуры” могут быть связаны с феноменом “всеприсутствующей матери”, удовлетворяющей все потребности ребенка до момента их актуализации. Таким образом, ликвидируется зазор между актуализацией потребности и ее удовлетворением, что абсолютно необходимо для формирования устойчивого выделения себя из мира: мера физиологической неудовлетворенности есть центр кристаллизации субъектности, сознания, самосознания и устойчивых границ “Я”. Отсутствие необходимого зазора, оптимального усилия на следующем этапе развития, когда ребенок должен выйти из симбиотических отношений с матерью, порождает “пограничную личностную структуру”, характеризующуюся постоянным стремлением к установлению симбиоза и “опорных” отношений. Избыточная любовь, гипертрофированная поддержка не только не стимулируют развития самостоятельности, но становятся источником аффективных расстройств в случае утраты подобного опорного объекта. Смысл “пограничной личностной организации” прежде всего в несформированности сингулярности самосознания, невозможности замены опорного объекта, по определению являющегося уникальным. “Невротическая структура” также, в каком-то смысле, может быть следствием избыточной любви, отсутствия “третьего” в диаде мать-ребенок; в результате исчезает необходимость прилагать собственные усилия к завоеванию своего места, своего права, ибо это право заранее завоевано [7, 17, 19, 20]. Идея травматизации, непереносимости или избыточности усилия, как ведущего этиологического фактора психопатологических феноменов, некритично заимствованная из классического психоанализа, перенесена на современную педагогику.
Интенсивное и бесконтрольное развитие современных технологий удовлетворения потребностей, а также умножение и активная деятельность так называемых гуманистических школ психологии и педагогики привели к своеобразному перекосу, дисгармонии в представлениях о соотношении насилия и усилия. В результате стало казаться, что любое усилие – по принуждению или самостоятельно совершаемое – это насилие, калечащее психику и тело человека, безнравственное по своей сути, и потому подлежащее решительному иллиминированию, вплоть до полного устранения из контекста “правильного воспитания”. Одним из закономерных следствий такого концептуального перекоса, в карикатурном, гротескном виде показывающим его научную и практическую несостоятельность, стало появление систем воспитания и учебных заведений, в которых воспитанники во время развивающего занятия, урока могут ходить, лежать, самовольно покидать классную комнату, разговаривать друг с другом, баловаться интернетом или заниматься “чем хочется”, демонстративно “гуманистически” игнорируя усилия педагога. Идеалом воспитания и обучения стала идея об абсолютно “гуманистической” ненасильственной педагогике, когда ученик получает необходимые знания и умения без всякого принуждения, насилия, усилия, без отметок и, желательно, лежа. В результате, к моменту перехода в среднюю школу школьники не знают таблицы умножения, а к моменту окончания школы не всегда способны показать на карте мира свою собственную страну. Но все это с точки зрения “гуманистической” педагогики ерунда, ибо основная цель – это развитие свободного человека. Правда, у лиц, подвергшихся “свободному воспитанию”, при психологическом исследовании диагностировались весьма своеобразная самооценка и особенности волевой сферы, значительно затрудняющие как ход дальнейшей социальной адаптации, так и процесс личностного развития [8 и др.]. Мысль о том, что усилие, перед тем как стать интериоризированым, когда должно было быть внешним, и по сути имеющим генетическое родство с насилием, с гуманистической точки зрения мало приемлема. Даже в случае благоприятного прохождения ранних этапов социализации, обретение произвольности регуляции своих физических и психических функций тоже не столь уж безопасно. Как в любой сложной системе, за сложность приходится платить большей вероятностью нарушений. В телесной сфере “культурная патология” может проявляться, например, в виде так называемых конверсионных расстройств – нарушений отправления отдельных телесных функций, не основанных на органической патологии. В сфере психических функций “культурная патология” проявляет себя диссоциативными расстройствами – нарушениями произвольной регуляции и десоциализацией целостных психических функций.
Запись на консультацию к Тхостову А.Ш.