А.Н.Дорожевец, кандидат психологических наук, Е.Т.Соколова, доктор психологических наук, профессор факультета психологии МГУ им.Ломоносова

Исследование образа физического я: Некоторые результаты и размышления//Телесность человека: междисциплинарные исследования /Философское обществово СССР. – М., – 1991. – С. 71 – 74

Теоретическую базу проведенных исследований составили идеи, развиваемые нами вслед за Б.В.Зейгарник, методологические основы которых были заложены в ставшей уже классической работе Л.С.Выготского “Проблема умственной отсталости”. “В определенном смысле, – писал Л.С.Выготский,- существует функциональная эквивалентность между высокой степенью дифференцированности личности и большей подвижностью личности в отношении определенных ситуаций и задач”. Так, в полемике с К.Левином впервые в отечественной психологии столь четко прозвучала идея системно-структурной организации психического функционирования, определяемая через степень дифференцированности, автономности аффективных и когнитивных процессов и их дальнейшего взаимодействия в ходе развития индивида. В цикле экспериментальных исследований широкого круга “искажений” самосознания стало очевидно, что в основе их лежит определенный уровень организации аффективно-когнитивных взаимодействий, т.е. когнитивный (в широком смысле слова) стиль личности. Эта точка зрения разделялась многими современными западными клиническими психологами, рассматривающими психопатологическую симптоматику как результат низкого уровня дифференциации психологических структур. В частности, предполагается, что “базальная” диффузность, размытость, нечеткость границ Я приводит к низкому уровню развития чувства личностной автономии, целостности и “разграниченности” Я и социума. В свою очередь, это порождает такую обобщенную стилевую характеристику личности, как сверхзависимость (Малер, Грехем, Ходофф, Бертгнелл и др.). Сверхзависимость подразумевает низкий уровень самоконтроля, его внешнюю детерминацию, а также нестабильность позитивной самооценки, поддерживаемой исключительно за счет одобрения социального окружения. Истоки глобального сверхзависимого стиля лежат в разрушении отношений прочной, доверительной привязанности между ребенком и родителями. Хорошо изучены последствия ранней материнской депривации, результирующие в психопато – или неврозоподобные варианты аномалий личности. Последние годы все большее значение придается символической, а не реальной депривации, возникающей на почве жестокого отношения к ребенку, эмоционального отвержения его или инцестуальных посягательств. Формирующаяся в этих условиях личность ребенка бессознательно интерализует амбивалентные родительские установки, а затем “оборачивает” их на свое Я. Именно в свете этих идей мы склонны обсуждать результаты наших исследований, некоторых аспектов образа телесного Я в частности.

С точки зрения личностного подхода, знания о своём Я и чувства, испытуемые в адрес Я в связи с актуальными или фрустрированными потребностями образуют единый целостный гештальт, законы “переструктурирования” которого определяются уровнем психологической дифференциации (стилем). В определённой мере эта гипотеза нашла подтверждение в исследованиях образа телесного Я при нервной анорексии и эндогенном ожирении. Оказалось, что “искажения” образа телесного Я (преуменьшение или преувеличение ширины значимых частей тела) являются результатом действия механизма “когнитивного подтверждения аффективного отношения”. А именно: больные с низким баллом по шкале “удовлетворённость телом” и низкой самооценкой своих телесных качеств в сравнении с другими людьми склонны к переоценке размеров тела; те же, кто демонстрируют высокую удовлетворённость своим телесным обликом и высокую самооценку, склонны к недооценке размеров тела. Оказалось также, что эта закономерность характерна для лиц с низким уровнем когнитивной дифференциации и полезависимостью, обуславливающих “слитность” в самосознании когнитивных конструктов с их аффективной оценкой. Образ телесного Я характеризуется хрупкостью, нестабильностью; он легко изменяется под воздействием мотивационных конфликтов и аффективных состояний, “проницаем” для внешней оценки и переживаний успеха-неудачи. Низкая автономия подструктур образа Я обуславливает иррадиацию любых парциальных изменений образа Я на целостный гештальт представления о себе. Угроза позитивному самоотношению вызывает к жизни защитные переструктуризации образа Я, а в отдельных случаях приводит к диссоциации “поверхностного” и “глубинного” Я. Последнее утверждение не является итогом чисто сциентистского анализа экспериментальных данных, оно, безусловно, плод так называемых психологических спекуляций. Размышляя в рамках этого жанра о факторах симптомообразования и о метакоммуникативной функции образа Я, мы подходим к вопросу о необходимости расшифровки психологического смысла телесно выражаемых душевных переживаний. Это предполагает понимание двух моментов: ради чего возникает тот или иной клинический симптом или психологический феномен и кому он адресован. Иными словами, мы предполагаем, что искажения образа телесного Я обладают бессознательной условной желательностью (интрапсихический уровень) и выполняют определённые коммуникативные функции (интрапсихический уровень). Так, отказ от еды и катастрофическое похудание не что иное как оборачивание агрессии против себя, или ретрофлексия (Ф.Перлс), посредством которой пациент одновременно пытается сказать “нет!” тому, кто его “питает”, и добыть вместо “пропитания” непосредственную любовь и заботу. Шантаж потенциальным голодным суицидом и “преуменьшение” своего телесного Я (аутоинфантилизация) – бессознательные средства защиты “слабого” и “покинутого” глубинного Я. В то же время поверхностное Я отличается грандиозностью притязаний, преувеличением настоящих и потенциальных достижений. В этом же ключе могут интерпретироваться и другие феномены при нервной анорексии. Например, возникает предположение, что булимия и последующая рвота являются организмическим выражением психического освобождения от навязываемых авторитарными родителями правил игры, “переваривать” которые пациентка больше не “желает”, а освободиться от них не в состоянии в силу зависимости от непосредственных носителей идеалов и требований. Если же мы захотим понять точное содержание “послания” нашей пациентки, мы неминуемо должны будем заняться поиском “скелетов в шкафу”, т.е. семейным анализом и психотерапией. Только тогда станет ясным, от каких травматических переживаний пытается освободиться пациентка, какой угрожающий её самосознанию опыт не может ассимилировать, “изрыгая” его, кому обращена проекция непереносимых чувств (рвота), ради чего она бессознательно отказывается жить или хочет казаться “меньше”.