Остранение помогает подросткам освободиться из-под власти примитивных детских идентификаций, а гиперкритицизм и скепсис — оборотная сторона юношеского идеализма и максимализма. Но это сопряжено и с определенными издержками. Гипертрофия остранения часто делает старшеклассников жестокими и нечуткими. Сам того не желая, юноша превращает в объект наблюдения не только других людей, но и собственные чувства н переживания. Даже в первой любви его увлекает не столько объект, сколько собственные переживания по этому поводу, которые рассматриваются буквально «под микроскопом». Именно потому, что подросток все время следит за собой и за тем, какое впечатление он производит на окружающих, его поведение кажется напряженным и неестественным, своеобразным сплавом эмоциональной горячности и холодной рассудочности. Это затрудняет как его самораскрытие, так и понимание им другого человека. Подростковый и юношеский эгоцентризм суживает возможности межличностной коммуникации, порождает своеобразную псевдоинтимность, когда при внешней близости друзья фактически не слышат друг друга. Никто не описал этого точнее, чем Л. Толстой. «Истинно нежное, благородное чувство дружбы» к Дмитрию Нехлюдову, «чудесному Мите» не только открыло 15-летнему Николеньке «новый взгляд на жизнь, ее цель и отношения» [1], но и явилось символическим рубежом начала юности. Дружба эта исключительно нежна, поэтична, скреплена пактом откровенности — «признаваться во всем друг другу», а чтобы не бояться посторонних (оба стыдливы и застенчивы), «никогда ни с кем и ничего не говорить друг о друге» [2]. Юноши действительно говорят обо всем и больше всего о самих себе, своих чувствах и переживаниях. Но оба они весьма эгоцентричны. Говорить о себе им куда приятнее, чем слушать другого. Дмитрий рассказывает Николаю о своей влюбленности. Но… «несмотря на всю дружбу мою к Дмитрию и на удовольствие, которое доставляла мне его откровенность, мне не хотелось более ничего знать о его чувствах… а непременно хотелось сообщить про свою любовь к Сонечке, которая мне казалась любовью гораздо высшего разбоpa» [3]. Поэтому, «не обращая внимания на то, что он, видимо, был занят своими мыслями и совершенно равнодушен к тому, что я мог сказать ему», Николай спешит поведать другу о своем. Но равнодушный прием остужает чувство. «… Как только я рассказал подробно про всю силу своего чувства, так в то же мгновение я почувствовал, как чувство это стало уменьшаться» [4]. Безудержная откровенность, не признающая никакой психологической дистанции, столь ценимая в начале дружбы, позже начинает тяготить; интимные «признания не только не стягивали больше связь, соединявшую нас, но сушили самое чувство и разъединяли нас» [5]. В момент ссоры интимные признания используются для того, чтобы глубже уязвить друг друга. Психология юношеской дружбы тесно связана с особенностями личности. Коммуникативные свойства весьма устойчивы. Прежде всего надо отметить половозрастные различия. Судя по имеющимся данным, потребность в глубокой интимной дружбе возникает у девочек на полтора-два года раньше, чем у мальчиков, и девичья дружба вообще более эмоциональна. Девичьи критерии дружбы тоньше, более насыщены психологическими мотивами, чем юношеские, девочки чаще испытывают дефицит интимности. Мотив понимания в определении дружбы выражен у девочек во всех возрастах сильнее, чем у мальчиков, да и само это слово они наполняют не совсем одинаковым содержанием. Дописывая неоконченное предложение: «Понимать человека — это значит…», московские мальчики с I по X класс, опрошенные А. В. Мудриком, подчеркивали преимущественно момент объективного знания («Понимать человека — значит хорошо его знать») и интеллектуального сходства («…думать, как он»; «…иметь общие интересы»), у девочек же, начиная с VII класса, наиболее сильно звучит тема сочувствия, сопереживания. Девочки имеют в среднем меньше друзей своего пола, чем мальчики, а те, у кого есть несколько близких подруг, предпочитают встречаться не сразу со всеми, а порознь (так ответили две трети ленинградских девятиклассниц и только одна треть девятиклассников). В общении с подругами у девушек сильнее, чем у юношей, звучат интимные темы. Эти различия весьма существенны, но нужно подчеркнуть, что они являются не просто половыми, а половозрастными. Дело не только в том, что женщины вообще более эмоциональны, придают большее значение межличностным отношениям и больше склонны к самораскрытию, чем мужчины, но и в том, что девочки раньше созревают, у них раньше появляются сложные формы самосознания, а следовательно, и потребность в интимной дружбе. Для юноши-старшеклассника важнейшей референтной группой еще остаются сверстники своего пола, а главным конфидантом (поверенным тайн), если таковой есть, является друг своего пола. У девушек этот тип общения уже позади — в качестве идеального друга они все чаще выбирают юношу и в круге их общения значительно больше мальчиков, причем более старшего возраста. Лишь 14 процентов обследованных ленинградских юношей — учащихся IX—X классов — выбирают в качестве идеального друга девушку; напротив, количество девушек, предпочитающих дружить с юношей, в старших классах возрастает. Смешанная, разнополая дружба в юности очень существенно отличается от однополой, и часто слово «дружба» является лишь завуалированным наименованием зарождающейся любви.
_________________________________________________________________________________
[1] Толстой Л. Н. Юность. — Собр. соч. в 20-ти т. М., Гослитиздат, 1960, т. 1, с. 278.
[2] Там же, с. 205—206. [3] Толстой Л. Н. Юность. — Собр. соч. в 20-ти т. М., Гослитиздат, 1960, т. 1, с. 278. [4] Там же, с. 278—279. [5] Там же, с. 353.настоящая дружба – предыдущая | следующая – психосексуальное развитие