Какое значение слова авторитетных врачей могут иметь для создания интеллектуальной части внутренней картины болезни, видно из следующего любопытного слу­чая. Больной вышел очень удрученный из кабинета, где состоялась консультация выдающихся врачей по поводу его болезни. На вопрос товарищей о причинах такой депрессии он заявил, что, очевидно, дела его плохи, так как после долгих расспросов врачи пришли к заключе­нию, что у него «нет селезенки». Оказалось, что спор шел о том, можно ли говорить о циррозе печени, и воп­рос был решен отрицательно, так как селезенка не про­щупывалась и перкуторно не была увеличена. В созна­нии же больного остался факт, что у него нет селезенки, и это надолго стало причиной тревожных переживаний и болезненных ощущений больного.

Я привел только очень небольшую часть синдромов, возникающих иатрогенно у больных, предрасположенных к заболеванию органов пищеварения, которые мне пришлось наблюдать в течение ряда лет, но и этого вполне достаточно, чтобы показать, какую величайшую осто­рожность эти факты диктуют врачу, когда он имеет де­ло с больным, у которого наблюдается расстройство органов пищеварения, — аппарата, находящегося в та­кой интимной связи с эндокринной и нервной системой и особенно с психикой больного.

У больных с заболеваниями дыхательного аппарата врачи особенно часто повинны в психогенезе симптомов, в основе которых лежит боязнь заболеть туберкулезом легких. Благодаря гигантской санитарно-профилактической работе последних лет, представление о туберкулезе как о неизлечимом, роковом заболевании в известной мере заменяется трезвым отношением больного к себе, и огромное воспитательное значение диспансеров и других противотуберкулезных учреждений не подлежит никако­му сомнению, но все же и в этой работе врачей имеются моменты, помимо их воли, вызывающие иатрогенные за­болевания и синдромы. Сюда относится, например, настойчивый совет длительно измерять температуру при едва декомпенсированных процессах в легких, в резуль­тате чего все внимание больного сосредоточивается на этом измерении. Колебания в 2—3 десятых градуса, не имеющие ничего общего с самим процессом, вызывают представление об ухудшении туберкулезного процесса, лишая больного сна, аппетита и т. д. Мне неоднократно приходилось .простым запрещением измерения темпера­туры восстанавливать нарушенное психическое равнове­сие и видеть быстрое улучшение общего состояния с повышением веса и с полной компенсацией процесса в легких.

Какая масса больных с фиброзным, хорошо закон­ченным и компенсированным процессом с ужасом на ли­це заявляет о том, что у них уже «вторая стадия» тубер­кулеза легких, отмеченная в целой связке санаторных книжек и копий историй болезни, причем они уверены, что все дело только в том, чтобы не появилась роковая «третья стадия».

На примере многих случаев я убеждался, что, говоря больному о процессе в легких, врачи отделываются тем, что бросают ему только фразу о «второй стадии», не учитывая предрасположения больного к невропатии и легкой уязвимости его психики.

Подобные печальные результаты врачебного влияния на туберкулезную больную наблюдались в следующем случае, любезно сообщенном мне профессором К. И. Платоновым (Харьков).

Больная Р., 23 лет, из Донбасса. Обратилась к нам 2/V1 1931 г. в весьма тяжелом угнетенном состоянии. Со слов мужа узнали следующее. Больная страдает туберкулезом легких в течение пяти лет. Была под наблюдением врача в Харькове, куда периодически приезжала и где ей делали поддувания. Относилась к заболева­нию спокойно. Процесс протекал благополучно, и самочувствие больной было удовлетворительным. Ее муж получает путевку в Кисловодск. Желая ехать вместе с мужем, она обратилась в мест­ный тубдиспансер, чтобы узнать, не повредит ли ей Кисловодск, причем подчеркнула, что последнее время бацилл Коха у нее в мокроте нет и что она стала прибавлять в весе. Врач на это отве­тил: «Объяснять тут нечего: туберкулез третьей стадии. То, что нет палочек и прибавила в весе, роли никакой не играет. Вообще туберкулез неизлечим (!). А если есть свободные деньги, то можно поехать и на курорт». После этих слов, свидетелем которых был муж больной, нам все это сообщивший, больная резко изменилась. Ею овладело тяжелое угнетение, появились мысль о скорой смерти, бессонница, ежедневные рвоты по утрам, пропал аппетит. В тече­ние первых же дней после посещения тубдиспансера поседела круп­ная прядь волос. Появилось тяготение к самоубийству. Один из местных врачей пытался применить психотерапию и гипноз. Боль­ная не поддавалась гипнозу, психотерапия же в бодрствовании не имела успеха. Убеждения не только не действовали, но еще больше угнетали больную. Она была помещена в психиатрическую больни­цу, но больше 4 дней не могла там пробыть, так как тяжело реа­гировала на пребывание в ней. Была у меня с мужем в угнетен­ном состоянии под влиянием мысли о бесцельности существования при ее форме туберкулеза. «Ведь смерть неизбежна…». Убеждения оказались безрезультатными. В гипнозе успокоить не удалось, так как не удалось вызвать даже слабой дремоты. Она уехала в том же состоянии и вскоре по возвращении домой покончила с собой, оставив записку: «Нужно уметь разговаривать с больным. Туберку­лез неизлечим. Так или иначе должна умереть преждевременно. Доктор Н. доказал это».