В. Общее заключение терапевта на промежуточном этапе
а) Основное диагностическое заключение служит выбору терапевтической стратегии: какое лечение наиболее подходит для конкретного больного с учетом его личностных особенностей, его своеобразной конфликтной ситуации, его мотивации к психотерапии, готовностью и способностью к сотрудничеству? В принципе, выбирать следует техники всех психотерапевтических методов, эффективность которых доказана научно или, как минимум, оправдала себя на практике. Эти техники используются в рамках пятиступенчатого позитивного процесса.
б) Затраты и возможности психотерапии взаимно уравновешиваются. Не каждый пациент нуждается в массивной, длящейся годами психотерапии: одним необходима длительная поддержка терапевта, другим часто, наоборот, бывает достаточно относительно короткого курса лечения, даже просто терапевтического толчка, который может дать, например, первое интервью.
в) Прогностические размышления необходимы, чтобы средства лечения поставить в соответствие с достижимой целью лечения. Это может быть выздоровление, полная ремиссия симптомов и устойчивость в новых конфликтных ситуациях; она может ограничиваться также социальной ремиссией, которую лечение обеспечивает пациенту, позволяя ему в дальнейшем комфортно чувствовать себя в своем социальном окружении. Цель лечения может сводиться также к уменьшению страданий больного, даже к примирению его со своей неизменной, с точки зрения науки, судьбой. Таким образом, психотерапия имеет смысл и у тяжелобольных пациентов.
Вывод: диагноз является не самоцелью, а средством продемонстрировать научное самодовольство или попыткой увидеть точность там, где могут быть сделаны лишь предположения. Задачу диагноза мы в большей степени видим в том, чтобы дать первичное заключение о последующих оптимальных методах.
Разъяснение диагноза пациенту
а) В медицине, а также в психотерапии (если она вообще отваживается на риск положиться на диагноз) существует правило, согласно которому диагноз или обследование являются прерогативой врача. Пациент в связи с этим остается в неведении под тем предлогом, что он «все равно не в состоянии понять все взаимосвязи».
б) Пациент также имеет собственное представление о своем заболевании независимо от терапевта. Своего рода предтерапевтической инстанцией является уже и то, что больной (или близкие), предполагая определенный диагноз, самостоятельно выбирают врача конкретного терапевтического профиля. Представление о болезни и здоровье пациентом или его близкими и концепция лечения, включаются в собственно терапевтическую ситуацию как служащие мерилом факторы. Эти представления в значительной степени определяют мотивацию больного, и вместе с тем, его готовность к необходимым, на взгляд врача, мероприятиям.
в) Если врач не хочет сообщать все о состоянии больного, это тоже может иметь терапевтические причины. Например, если пациент показал достаточно низкие результаты в тесте интеллекта, то на основе своей концепции болезни, он, вероятно, будет склонен к тому, чтобы считать результат, доказательством всеобщего отвержения или оправданием. Тонкие рассуждения терапевта, что относительно плохие результаты теста, с большой вероятностью, связаны с существующим, в данный момент, невротическим снижением интеллекта, просто не будут понятны пациенту исходя из абстрактных результатов теста. Сообщение же о подобном состоянии действительно приведет к неуверенности; оно будет встроено в имеющуюся у пациента концепцию и может привести к ошибочным интерпретациям с соответствующими тяжелыми последствиями для самовосприятия пациента, его надежды и доверия. Следовательно, при выяснении состояния пациента должна учитываться его концепция болезни. Исходя из этого, мы придерживаемся мнения, что должна осуществляться целесообразная и соответствующая ситуации пациента расшифровка его состояния и диагноза. Больной вовлекается при этом в процесс принятия решения по поводу дальнейшего способа лечения.
Вывод. Интерпретация диагноза и терапевтическая возможность, заключающаяся в речи пациента, не должна быть просто наставлением, так как он перегружен многообразием устремившейся к нему информации. В связи с этим интерпретация в вопросах и ответах представляется нам наиболее удачной формой, так как она проясняет терапевту сложившуюся у пациента концепцию его болезни.
Модификация первого интервью
а) Приведенное первое интервью дает представление о существенных чертах позитивного психотерапевтического процесса. Однако, мы уже указывали на ряд модификаций, которые должны обеспечить терапевтическую гибкость. Почти не имеет смысла в рамках одноразового консультирования полностью «раздеть» пациента в диагностическом плане и затем просто отпустить его. Поскольку применявшиеся модели (ДАО, сферы способностей к познанию и к любви, типы реагирования, концепции и разногласия) не вполне независимы друг от друга, то после ориентировочного обследования могут быть в зависимости от обстоятельств использованы некоторые из них.
б) Мы можем исходить только из ДАО, не акцентируя нашего внимания на сферах или выкристаллизовывая концепции и разногласия. Конечно, при этом мы всегда должны осознавать, что отдаем предпочтение отдельным аспектам в диагностике, не касаясь других сфер личности и знать причины этого. Если будет выбран более широкий подход, то первое интервью может быть фракционировано, чтобы не переутомлять больного и себя самого. Практически это можно сделать таким образом, что во время нескольких сеансов отдельные части первого интервью будут рассмотрены, или возвращаться к нерассмотренным пунктам в процессе лечения. В данном случае могут быть применены глубиннопсихологические исследования. Желательно из диагностических соображений учитывать также терапевтические, гинекологические и неврологические данные.
Вывод. Различие между первым интервью с его преимущественно диагностической функцией и последующей психотерапией не принципиально; скорее здесь существуют плавные переходы от одного к другому.
Конфликтцентрированная терапия – предыдущая | следующая – Притча о мулле
Психосоматика и позитивная психотерапия