Рассмотрение значения слова как совокупности продуктов ряда актов глубинной предикации согласуется с высказываниями об аналогии между семантическим строением отдельного слова и целого предложения [Вейнрейх 1981, 90; Степанов 1981, 10; Clark, Clark 1977, 414], с трактовкой понятия как итога, результата целостной совокупности суждений и с признанием диалектики перехода суждения и понятия друг в друга [Конда­ков 1971, 393; Копнин 1973, 171; Костюк 1965, 903; Степанов 1975,, И; Уемов 1961, 9]. Диалектика такого перехода, в част­ности перехода от потенциальной предикации к реальной, объ­ясняет, почему фактически не бывает так называемого «изоли­рованного слова»: любое опознаваемое (идентифицируемое) индивидом слово немедленно включается в контекст некоторого акта глубинной предикации, отражающего предшествующий опыт оперирования этим словом в процессах речемыслительной и коммуникативной деятельности (об относительности понятия контекста см. также: [Сахарный 1976]). Однако значение слова не сводится к понятию, это отражено и в излагаемой гипотезе, согласно которой осознанное или протекающее на подсознатель­ном уровне сопоставление с продуктами предшествующего опыта индивида, охватывает все многообразие увязываемых со словом чувственных впечатлений. Отсюда становится понятным явление глубинной синонимии смыслов: различные по своему характеру и вовсе не синонимичные с точки зрения строгого лингвистического анализа единицы могут вызывать актуали­зацию одинаковых чувственных элементов и поэтому субъек­тивно переживаются как равнозначные (о специфике феномена субъективной идентичности и о его роли в процессах и механиз­мах мышления см. [Maier 1945], ср. с трактовкой «значимого переживания» в работе [Бассин 1973, 22—23].

Что же касается феномена одновременного учета говорящим или слушающим человеком определенного комплекса закрепленной за словом энциклопедической и языковой информации, преломляемой через эмоциональный опыт индивида и через принятую в соответствующем социуме систему норм и оце­нок, то он может получить объяснение с позиций следующих в значительной мере согласующихся друг с другом подхо­дов.

Прежде всего представляется полезным опираться на сфор­мулированный В. Н. Пушкиным [1971] принцип двойной регуляции познания объективной действительности. Суть этого принципа, выполняющего, по мнению автора, весьма важную биологическую роль на разных уровнях развития живых существ, состоит в том, что наряду с вычленением некоторого объекта, который становится центром внимания, одновременна продолжают отражаться и признаки предметов, составляющие фон.

Можно полагать, что взаимодействие признаков, на которых фокусируется внимание, и признаков, составляющих фон отра­жаемого, основывается на принципе сочетания осознаваемой и неосознаваемой психической деятельности, что составляет суть второго из используемых нами подходов к объяснению рассмат­риваемого феномена. То, на чем фокусируется внимание, попа­дает в «окно сознания», оно объективируется посредством сло­ва, в то время как составляющие фон связи учитываются на подсознательном уровне и могут в случае необходимости быть объективированными через перенесение фокуса или изменение «угла зрения».

В качестве третьего подхода к объяснению феномена одно­временного учета комплекса увязываемых со словом знаний можно использовать голографическую гипотезу хранения и счи­тывания информации. Уточним, что голограмма характеризует­ся следующими основными свойствами: 1) получаемое с по­мощью голограммы изображение трехмерно, и его можно на­блюдать с разных сторон; 2) любая часть голограммы позво­ляет воспроизвести практически всю картину; 3) на одну и ту же голограмму можно записать несколько изображений, а затем воспроизводить их по отдельности [Кольер и др. 1973]. На возможность использования голографической гипотезы в при­менении к деятельности указал К. Прибрам [1974, 1975]. С по­зиций нейронной голографии, «высвечивание» отдельных аспек­тов увязываемой со словом информации не исключает, а не­избежно предполагает в разной степени четкое «всплывание» релевантных знаний о структуре и об отдельных свойствах объектов окружающего человека мира, равно как и о чисто языковых параметрах используемого или воспринимаемого сло­ва, о его типовых контекстах и об эмоциональных состояниях, связанных с этим словом или с обозначаемым им объектом в прошлом опыте индивида. Более или менее полное восстановле­ние лежащей за словом разнородной информации производит­ся слушающим в случаях формирования неточных или ошибоч­ных гипотез о последующем контексте или о замысле воспри­нимаемого сообщения в целом. В условиях же производства речи адекватность выбранного слова замыслу высказывания обеспечивается именно подсознательным учетом значительной части той информации о слове и об обозначаемом им объекте, которая остается «за кадром».

Успешность оперирования в речемыслительной деятельности многообразием энциклопедических и языковых знаний, содер­жащихся в информационном тезаурусе человека, несомненно, обеспечивается определенной упорядоченностью хранимых еди­ниц. Поиски принципов этой упорядоченности идут по ряду на­правлений. В этой связи можно указать на интенсивно веду­щуюся в последние годы работу по созданию идеографических словарей, выявлению принципов организации лексикона чело­века, исследованию и моделированию психических процессов. Поскольку детальные обзоры публикаций в рамках первого и второго направлений даются соответственно в работах Ю. Н. Караулова [1976, 1981] и А. А. Залевской[1978₂], ниже мы остановимся лишь на гипотезах, популярных ныне в русле третьего из названных направлений, учитывая при этом, что задача моделирования психических процессов требует выясне­ния того, что такое язык и интеллект и как люди общаются друг с другом, а это ведет к попыткам построения теории по­нимания и использования языка человеком [Виноград 1976, 12; Шенк 1980, 7, 10; Звегинцев 1981, 31—32; Найссер 1981, 27—28].

Начиная обзор с сетевых моделей организации знаний, сле­дует прежде всего отметить, что общая идея сети, фигурировавшая еще в работах [Cofer, Foley 1942; Deese 1965], теперь по-разному реализуется отдельными исследователями в зави­симости от того, как трактуется специфика увязываемых сетью единиц.

Так, первая из машинных программ, имитировавших пони­мание естественного языка [Quillian 1969; Collins, Quillian 1969], дает картину обширной иерархически построенной ассо­циативной сети, в которой понятия двух типов (элементы и свойства) связаны друг с другом направленными стрелками (ассоциациями).

В отличие от этого, по мнению Андерсона и Бауэра [Ander­son, Bower 1973], слова могут взаимоассоциироваться лишь при условии, что соответствующие им понятия входят в закодиро­ванные в памяти пропозиции. С этой точки зрения долговремен­ная память человека представляет собой огромную сеть взаи- мопересекающихся пропозициональных деревьев, каждое из ко­торых включает некоторый набор узлов памяти с помеченными связями. В более поздней работе Андерсона [Anderson 1976] указывается, что каждый узел пропозициональной сети репре­зентирует понятие (концепт). С таким узлом соединены все свя­занные с концептом сведения, что придает пропозициональной сети свойство, которое Андерсон называет индексированием через понятие: если мы сможем установить место понятия в системе памяти, то там же мы найдем и все известные нам в этой связи сведения (факты).

Акты осознавания – предыдущая | следующая – Фрейм-подход

Исследование речевого мышления в психолингвистике

Консультация психолога при личных проблемах