4. Генеративная модель – это теория исключительно бессознательного использования языка и не включает в себя описание различных видов сознательных процессов речевой деятельности.

5. Выводы, сделанные в результате экспериментальной проверки генеративной модели, не могут быть обобщены, поскольку относятся к одной форме речи (монологическая и письменная формы, отдельные предложения вне контекста), в то время как очевидно, что психологическая обусловленность образования других речевых форм (в особенности, устной речи) существенно различается (Цит. по Prucha, 1972, р. 81). Остается предположить, что Луриевская языковая модель может оказаться не только уместным, но и весьма ценным вкладом к уже упомянутому подходу, основанному на идеях Выготского и реализуемому в прикладной лингвистике в Соединенных Штатах. Эта модель могла бы способствовать более широкому пониманию культурно-исторической теории Выготского-Лурия, тем самым создавая определенный противовес современному господству западной социокультурной теории.

Внутренняя речь и перекодирование

Ян Пруха, обобщая мнение советских ученых, писал: “Внутренняя речь означает беззвучный процесс вербализации, протекающий с различной сте­пенью интенсивности и в зависимости от множества надындивидуальных условий, когда человек думает о чем-либо, решает проблему, вспоминает что-либо, пишет, читает про себя… а также производит внешнюю речь. Внутренняя речь – это не только мысленная беззвучная внешняя речь, как иногда предполагается, но составляет особое образование со всецело отличающимися свойствами и другими (функциями” (Prucha, 1972, р. 67).

Московский психолог А.П. Соколов, много работавший над изучением внутренней речи, считал, что компоненты внутренней речи могут быть акту­ализированы и в словесно-понятийном и в образном мышлении. Любопытно, что Соколов полагал, что внутренняя речь содержит услышанную речь других, что происходит за счет ее повторения вместе с собственной речью, а также что взаимоотношение внешней и внутренней речи человека составля­ет эволюционный и функционально взаимозависимый континуум. Соколов считал, что внутренняя речь решает две основных задачи: она является средством мышления, а также подготовительной стадией внешней речи (по Prucha, 1972, р. 69).

Н. И. Жинкин заниматея другой стороной внутренней речи, изучая проблему кодирования предметных представлений, хотя его подход можно назвать несколько противоречивым. Жинкин полагал, что коды внутренней речи состоят из образов, схем и намерений, которые представляют собой переход от внутренней речи детей ко внутренней речи взрослых. Между мыслью и внешней речью А. А. Леонтьев (совместно с Т. В. Рябовой) ставит понятие внутреннего программирования, означающее построение на основе того, что должно быть произнесено, некого паттерна (или схемы), который дальше может воплотиться как во внешнюю, так и во внутреннюю речь. А.иА. Леонтьев также полагает присутствие внутреннего программирования и в языках без ” грамматики”, таких как язык жестов для глухонемых, или в общении на ранних стадиях детского развития: “говоря о внутреннем программировании, мы имеем ввиду программирование речевого высказывания, а ни в коем случае не поведения (деятельности) в целом, хотя общие физиологические закономерности программирования, в принципе могут быть применены и к программированию речи… Различие между внутренним программированием и внутренней речью соотносимо с различием между некой промежуточной стадией процесса речепроизводства и его конечной стадией или самим результатом этого процесса… Внутреннее программи­рование речи – этo допонятийное построение определенной схемы, на основе которой впоследствии и создается внешнее высказывание. Существует два очевидных типа такого программирования: а) программирование конкрет­ного высказывания и б) программирование некого вербального целого. Первое готовится как оно есть, одно за другим, второе занимает более длительный период ” (Leontiev. 196Х-69, р. 1-12).

Понятие внутреннего программирования не является ни всецело психологическим, ни лингвистическим, а скорее, в определенной степени, надлингвистическим (Leontiev, 1973, р. 33). Идеи А.Р. Лурия о перекоди­ровании вносят свой вклад в концепцию внутренней речи, дополняя то, как она понимается в работах Леонтьева и Рябовой 1970-х годов (подробнее об этом см. Залевская, 2000, р. 206-225). А. Р. Лурия полагал, что: «превращение исходной мысли в последовательно организованное речевое высказывание не является одномоментным. Оно включает в себя целый комплекс перекодиро­вания изначального семантического графа в синтагматическую речевую схему. Именно поэтому Выготский обращал особое внимание на то, что мысль не заключена в слове, но совершается в нем. Как раз в том процессе внутренняя речь и играет свою решающую роль» (Luria, 1982. p. 153).

D. Vocate (1987) замечает, что “Лурия рассматривает внутреннюю речь как играющую решающую роль в перекодировании субъективного смысла в синтагматическую схему. Поэтому, вместо тезиса о существовании некого врожденного синтаксического механизма, разумней предположить, что он обусловлен психологическими процессами внутренней речи, имеющей социокультурное происхождение” (Vocate, 1987, р. 122). Для Лурия главным является преобразование субъективного “смысла” (коннотата) в “значение” (денотат), определяемое и порождаемое культурой. У А. А. Леонтьева термин Выготского “смысл” (т.е. контекстуальное, неустойчивое значение) служит семантической единицей внутренней речи, в то время как “значение” (т.е. обычное, словарное значение) является семантической единицей деятельностной системы. И, согласно Выготскому, наиболее важной характеристи­кой вербального мышления является мотив, т.е. тот самый психологический аспект, который постоянно заставляет психологов и психолингвистов отклоняться от картезианской модели.

глубинная структура – предыдущая | следующая – внутреннее программирование

А. Р. Лурия и психология XXI века. Содержание