Хотя дискомфортные и болезненные ощущения могут быть не вклю­чены в концепцию болезни, например, плохое соматическое состояние может расцениваться как утомление, последствие алкогольного опьянения или перевозбуждения, в реальности можно редко встретить немифологизированные ощущения. Больные, предъявляющие жалобы на “сни­жение лейкоцитов”, “повышение СОЭ”, “повышение артериального дав­ления” , “грыжу позвоночника” и пр., заставляют забывать даже вра­ча о том, что болезни содержатся у него в “голове” и в медицин­ских учебниках, а субъективному сознанию больного может быть пред­ставлено только самочувствие и телесные ощущения (см. подробнее в ст. И.В.Молдовану в этом сборнике).

Мифологизация не безразлична для телесных ощущений, на кото­рых она строится и паразитирует. Телесность обладает собственной ценностью и содержанием, которые, в принципе, самодостаточны.

Становясь симптомом, ощущение теряет свою непосредственность, обедняется. Богатство конкретного содержания отодвигается на вто­рой план, подчиняется логике мифа. Лежащее в основе телесное ощу­щение теряет собственную значимость, но не умирает, а, по необходимости, существует, питая собой миф. Как замечает Р.Барт, “все время возникает необходимость, чтобы форма снова могла пустить корни в смысле и; впитав его, принять облик природы…”

Хитрость заключается и в том, что мифологичность телесности скрыта от простодушного наблюдателя; миф выступает в обличье ре­альности, но при ближайшем рассмотрении эта реальность оказыва­ется фальшивой, заимствованной. Врач, принимающий ее за истинную, рискует вести борьбу “не на том поле”.

Однако потери в непосредственности компенсируются включением телесности через концепт болезни в накопленный общественный опыт. Через концепт вводится “новая событийность”, время, эпоха, память, люди, история, принципы устройства мира. В этом смысле миф – от­крытая система, постоянно улавливающая все новое, что появляется в общественном сознании.

Другое дело, что мифические концепты неустойчивы, и не всегда являют собой то, та что внешне похожи. Многие научные медицинские представления в обыденном сознании преломляются в совершенно невероятные фантастические теории, а новомодные “индийские медицины” ближе к балету “Баядерка”, чем к реальной Индии.

Непосредственному наблюдению дан только результат соединения означающего и означаемого – телесное ощущение, ставшее симптомом. Миф не скрывает его, а деформирует. Означающее имеет две стороны – это телесное ощущение, заполненное конкретными переживаниям, и, с другой стороны, это полая форма – ощущение, лишенное своей собственной истории, означает концепт. Миф деформирует содержательную сторону, не уничтожая ее, а урезая, отчуждая. Означающее в мифе болезни открыто в две стороны: оно есть результат первичного озна­чения чувственной ткани, и начало мифа. Это приводит к двойственности и постоянному “мерцанию” ощущения – симптома демонстрирующего попеременно рассудочное и чувственное, опосредованное, произвольное и естественное. “Миф есть похищенное и возвращенное слово. Только возвращаемое слово оказывается не тем, которое было похищено; при возвращении его не помещают точно на прежнее место. Эта мелкая кража, момент надувательства и составляет застывшую сторону мифического слова”. (2, С. 91). Телесное ощущение, став симптомом, только внешне не меняется, – оно строится по другим законам и содержит в себе то, что недоступно ему натурально.

Включаясь во вторичную семиологическую систему мифа, ощущения могут как изменять свое качество, так я порождаться сверху самим мифом, нуждающимся в чувственном подкреплении и ориентиру­ющим на поиск подходящих сенсаций. Доказательство этого – культурно-исторический патоморфоз симптоматики, доминирование в клинике истории, неврозов, ипохондрических синдромов, жалоб, соответствующих господствующим медицинским теориям, болезни студентов-медиков 3 курса, соответствующие изучаемым ими формам патологии, ятрогении.

Мифология болезни весьма сильно варьирует на протяжении человеческой истории. Но это скорее содержательное историческое и этнографическое разнообразие, в котором можно выделить устойчивые структурные архетипы.

Мифы о болезни и смерти относятся к числу наиболее распространенных и древних. В центре мифа – основополагающее представление о болезни как о чем-то внешнем, не свойственном организму. Объяс­нение строится от противного. Заболевание противостоит нормальному здоровому состоянию, это нечто такое, что не свойственно самому человеку, привнесено извне.

Первые люди не болели и не умирали до тех пор, пока не были нарушены какие-либо божественные установления или не совершены грехи. В библии это Адам и Ева, в мифологии качинов Бирмы – Анаккоит-лок, в индийской мифология смерть создает Брахма, чтобы избавить мир от перенаселения.

Болезнь – это неуправляемое явление, обладающее независимой от человека собственной активностью. В древней и современной народной медицине естественные причины встречаются крайне редко и даже в зтом случае они далеки от этиологических. Традиционные врачеватели в Заире объясняют различные болезни беременных женщин тем, что червь, который завелся в организме женщины, выгрызает плод, а по мнению врачевателей Мали любая болезнь – нарушение равновесия между теплом и холодом. Хотя, это вполне конкретные и реалистические причины, они все же не более, как воображаемые. Естественные причины объясняли только небольшой круг болезней и рациональными методами лечились, как правило, небольшие травмы и повреждения кожи. Болезни, не имеющие явных визуальных признаков, такие, как заболевания внутренних органов или психические болезни объяснялись иррационально. Причины таких болезней: действие злых духов, колдовство, проникновение в организм антропоморфных и зооморфных существ. В качестве таких персонифицированных воплощений болезни можно назвать Навь и Марену в славянской мифологии, Сабдага – в тибетской мифологии, Артхурона – в осетинской мифологии, Босоргань в венгерском фольклоре, злой дух Maрy в буддийской мифологии, Кутысь – в удмуртской мифологии, Гильтине в литовской мифологии и тысячи других божеств или духов.

телесность – предыдущая | следующая – мифология