Пример первый. А.М.Свядощ в книге “Неврозы” (1982. С.48-49) описывает случаи наблюдавшихся врачами неожиданных смертей у пациентов в условиях внезапной психической травмы. Так, Arieti наблюдал пожилого человека, который неоднократно заявлял, что он умрет, если упадет старая башня. Когда во время грозы в башню попала молния, и она рухнула, человек умер. Klumbies (1977) наблюдал молодую женщину, неоднократно обращавшуюся к врачу по поводу болезни сердца и шутя сказал мнительной пациентке: “Вам нечего бояться по поводу вашего сердца, раньше меня вы все равно не умрете, или же умрем, так вместе”. Когда на следующий день врач внезапно умер, больная, несмотря на все принятые лечебные меры, вскоре после этого также умерла. Страх и самовнушение в этих случаях привели к смерти мнительных пациентов, не имевших органических предпосылок для этого.

Пример второй. В.Д.Тополянский и М.В.Струковская (1986) приводят многочисленные описания “трудных” больных, вся жизнь которых подчинена поиску врачей, которые бы вылечили их загадочное заболевание. Авторы отмечают, что эти пациенты попадают в поле зрения врачей самого разного профиля, иногда подвергаются даже хирургическому вмешательству, но и оно не обнаруживает у них признаков явной соматической патологии. Жалобы этих больных обильны, противоречивы, в то же время их не удается объективизировать. “Целые легионы больных, — отмечают авторы, — с психогенными или преимущественно психогенными соматическими нарушениями в структуре аффективных расстройств различного генеза оказываются в итоге на “нейтральной полосе”, не получая должной врачебной помощи ни от психиатра, ни от интерниста” (Там же. С. 6). Причиной подобных непонятных для врачей и тягостных для пациентов состояний авторы считают субдепрессивные и депрессивные состояния, находящие свое телесное выражение (“соматическую маску”) в многочисленных висцеро-вегетативных проявлениях.

Пример третий. Больная (врач-рентгенолог по профессии) обследуется в онкологическом стационаре. Вследствие халатности персонала в ее руки случайно попадает ее собственная история болезни. Пациентка рассматривает рентгеновские снимки и (имея большой профессиональный опыт) не обнаруживает у себя явной, отчетливо видимой на них опухоли. Страх обнаружения патологии в данном случае психологически “защитил” больную от чрезмерно травмирующей информации.

Пример четвертый. Много лет назад автору этих строк довелось (вместе с более опытными психологами и врачами) наблюдать больного, потерявшего слух в раннем детстве, но с помощью матери успешно компенсировавшего дефект. Он обучился громкой речи, успешно окончил среднюю школу, получил высшее образование в одном из элитарных технических вузов, научился танцевать, играть на музыкальном инструменте и даже получил водительские права. В течение всего этого времени ему удавалось успешно скрывать свою глухоту, и только чрезмерно высокие профессиональные притязания поставили пациента в ситуацию, позволившую врачам заподозрить наличие дефекта. Следовательно, сформированная ориентация на полноценную самоактуализацию явилась мощным стимулом успешной компенсации физического дефекта.

Физические и душевные страдания тяжело больных людей, их умение преодолевать жизненные трудности, вызванные заболеванием либо, наоборот, неспособность справиться с ними, многократно становились предметом художественного анализа. Классическим произведением подобного типа является повесть Л.Н.Толстого “Смерть Ивана Ильича” (Толстой Л.Н., 1982. Т. 12). Вот как описывает Л.Н.Толстой начало болезни своего героя: “… Неловкость эта стала увеличиваться и переходить не в боль еще, но в сознание тяжести постоянной в боку и в дурное расположение духа. Дурное расположение духа это, все усиливаясь и усиливаясь, стало портить установившуюся было … приятность легкой и приличной жизни…” (С.76). Боль “в связи с неясными речами доктора получала другое, более серьезное значение” (С.79). “… Что-то страшное, новое и такое значительное, чего значительнее никогда в жизни не было с Иваном Ильичом, совершалось в нем”. И далее: “И он один знал про это… Иван Ильич остается один с сознанием того, что жизнь отравлена для него… И жить так на краю погибели надо было одному, без единого человека, который бы понял и пожалел его” (С.81-82).

Замечая изменения собственной жизни, ее перелом, вызванный болезнью, человек обнаруживает активное желание понять, что значит это событие для всей последующей жизни и какие усилия необходимо употребить, чтобы, по возможности, сохранить относительно удовлетворяющее его качество жизни. Так, герой произведения В.Солоухина “Приговор” отмечает: “Работа всегда спасала меня… Главное, чтобы отыскалась в тебе зацепка за жизнь, чтобы чего-нибудь тебе хотелось. Главное, чтобы было в тебе живое местечко, через которое ты бы ощутил себя живым человеком”. Дальнейшая жизнь и дальнейшая деятельность героя в том отрезке времени, который представлен читателю, служит прямым подтверждением этой веры. И вот уже выхлопотаны у врачей три лишних дня, и написано стихотворение, которого так не хватало. День госпитализации своего героя В.Солоухин описывает в следующих словах: “…а также пронес с собой (что гораздо важнее) черный чемоданчик под названием “дипломатический”, наполненный чистой бумагой, подстрочниками Абуталиба и книгами”. Вспоминая себя в дни перед госпитализацией, З.Быстшицкая пишет: ‘Что же мне тогда останется от жизни? Наверное, ухвачусь за работу, она будет меня поддерживать, как спасательный круг, ведь она определяет весь мой образ жизни. А уже тогда, наверное, разрастется во мне без остатка, станет единственной радостью и заботой…”.

Этот ряд примеров можно было бы продолжить, можно было бы представить и более разнообразную картину открывающихся наблюдателю феноменов. Однако мы прервем описания подобного рода “случаев” из жизни и врачебной практики и попытаемся подвести некоторые итоги.

Прежде всего отметим, что тесная связь телесных и психических явлений, как явствует из приведенных здесь примеров, может выражаться как в негативном, так и в позитивном влиянии одной “сферы” на другую. Эта связь обнаруживает себя наиболее отчетливо в ситуациях повышенной субъективной значимости, в состояниях чрезмерной эмоциональной “заряженности” субъекта. Независимо от знака эмоции, такая связь либо фиксирует, упрочивают субъективный опыт, создавая возможности оптимальной ориентации в будущем; либо смягчает, нивелирует, снижает субъективную травматичность переживаемых ситуаций, позволяя человеку адаптироваться к ним и даже успешно преодолевать их. Возникающие при этом отклонения становятся почвой для образования патологических симптомов.

Кратко остановимся в этой связи на вопросе о классификации психосоматических феноменов. С этой целью прежде всего выделим среди них нормальные и патологические. Первые есть выраженные в поведении и деятельности человека признаки взаимосвязи телесного и психического, возникающие в эмоциогенных ситуациях и характерные для состояний аффекта и эмоционального стресса. Обширная психологическая и медицинская литература содержит богатые описания этих феноменов. Вторые — патологические — составляют сферу исследований психосоматического направления в медицине. Они могут быть классифицированы, в свою очередь, на основании преимущественной выраженности в них психического или соматического компонентов. В этом отношении мы целиком и полностью разделяем принцип классификации, предложенный Энджелом (Engel, 1978). Следуя этой классификации, мы выделяем: а) психогенные конверсионные расстройства; б) психовегетативные нарушения в структуре неврозов и маскированных депрессий; в) заболевания психосоматической специфичности (Alexander, 1950), а также г) вторичные психогенные симптомы у больных с хроническими соматическими заболеваниями.

Объектом нашего внимания и станет обширная группа больных, страдающих хроническими соматическими заболеваниями различных органов.

Личность в условиях заболевания – предыдущая | следующая – Феноменология личности

Особенности личности при пограничных расстройствах и соматических заболеваниях

Консультация психолога при личных проблемах