Изучение личностных особенностей и самосознания при пограничных личностных расстройствах (продолжение)

Ритуалы. Всем известны невероятно разнообразные и порой как будто совершенно нелепые действия и игры детей, выполняющие роль заклинания и приручения реальности так, как если бы маленький человечек и вправду обладал всемогуществом и властью над событиями. Ритуалы, как и породившее их магическое мышление, сыграли немаловажную роль в эволюционной истории человечества. “Именно магии оказалось под силу провести зарождающееся человечество по острию бритвы, убедить его в собственной сверхъестественной исключительности (курсив наш — Е.Т.) и внушить ему идею господства над природой в то время, когда вся реальная жизнь неопровержимо доказывала обратное. Найдя первое эффективное применение свободной игре воображения, магия описала и объяснила пугающе неохватный мир, упростила, сделала его более предсказуемым и возвела строительные леса его переустройства1. Напрашивается ясно видимая аналогия с процессом становления индивидуального сознания, в частности, тех его фаз, которые обеспечивают чувство самоприятия и самоуважения (от 1 года до 3-4-х лет и от 3-4 лет до 6-7). Х.Кохут, классик теории объектных отношений, прямо постулирует необходимость “совместно-разделенных” (по терминологии Л.С.Выготского) взаимных чувств привязанности и доверия, а затем и со-участия в переживании ребенком, пусть далее иллюзорном, своего всемо гущества и самоценности, интернализуемых впоследствии в достойные любви и уважения части Я (Кохут X., 1977).

С точки зрения генеза, ритуал, конечно, изобретается не ребенком, а создается ухаживающей и кормящей матерью на основе объединяющей их совместной деятельности. Слабо дифференцированное сознание младенца и потребность в привязанности, исходящая от матери, создают нерасчлененное, телесно-переживаемое, объединяющее мать и дитя, пра-мы-сознание. Откликаясь на соматовегетативные сигналы организма младенца, мать отвечает на них соответствующими ритуалами кормления, игры, опрятности и пр., тем самым упорядочивая, структурируя отношения и обеспечивая чувства покоя и уверенности как у младенца, так и у себя самой. Детские ритуалы, таким образом, ведут свое происхождение от первичной совместной деятельности со взрослым и покоятся на естественной фазе психологического, и отчасти телесного, симбиоза.

Магическая сила ритуала состоит в непоколебимом убеждении, что точное соблюдение некоторых предписаний или последовательный и неизменный порядок каких-то действий всегда приведет к строго определенным и ожидаемым результатам. В этом смысле ритуалы действительно являются помощником ребенка в освоении им действительности. Карлос Кастанеда так определяет предназначение помощника “гуахо”: “это сила, которую человек способен обрести и которая будет помогать ему, давать советы и умножать его собственные силы … для приобретения гуахо достаточно в точности выполнить некоторые предписания и без колебаний пройти ряд определенных стадий или шагов”2. Иными словами, ритуал привносит в субъективное восприятие жизни измерение постоянства и безопасности, а в самовосприятие возвращается чувством собственной дееспособности, доверием к себе и возможности контролировать события и воздействовать на них.

Тенденция к многократным повторениям, воспроизведениям прошлого, как заметил еще З.Фрейд, несет сама в себе побудительную силу, предназначение которой, на наш взгляд, состоит в защите от непереносимой изменчивости и неопределенности реальной жизни. Именно поэтому маленькие дети, нуждающиеся в успокоении, так тщательно следят за абсолютной неизменностью тысячный раз рассказываемых на ночь историй и сказок, настаивают на привычном порядке отхода ко сну, могут до бесконечности смотреть одни и те же “мультики”, засыпают только с соской или “обжитыми” мягкими игрушками и пр. “Капризничающий” всякий раз, когда что-либо нарушается или изменяется, ребенок “говорит” тем самым о своем внутреннем беспокойстве и тревоге. Неизменно отзывчивая и эмпатически чуткая мать, откликающаяся на непосредственные нужды и эмоции ребенка, способна принять это послание и своим поведением ответить не на капризы, а на более глубокие чувства ребенка, сигнализирующие о телесном или душевном неблагополучии. В противном случае они (чувства) окажутся под запретом и будут насильственно вытеснены родительской установкой “условного приятия”.

Ритуал покоится на незыблемой вере, подрыву которой ребенок сопротивляется всеми силами, рискуя порой выглядеть нелепо или смешно. Ж.Саломе приводит следующий любопытный пример: Маленький Жан никак не хочет уходить с кладбища, где только что похоронили его дедушку. Расстроенные родители уговаривают, упрашивают, наконец, раздражаются, пока, наконец, очень удивленный их поведением мальчик не решается сказать: “Но, мамочка, я ведь только хочу посмотреть, как дедушка на небо поднимется!”.

Детские ритуалы постепенно отмирают, уступая место любопытству, стремлению к новизне и исследованиям, но остаются во множестве у тех взрослых, чьи потребности в стабильности и безопасности были в раннем детстве фрустрированы. Именно по этой причине психотерапевтический контакт с пограничными пациентами с самых первых шагов подразумевает создание, а также поддержание отношений прочных и надежных, покоящихся на ясных и неизменных правилах-ритуалах. К этому вопросу мы еще вернемся в следующей главе.

1 Касавин И.Т. Размышления о магии, ее природе и судьбе. Магический кристалл. М., 1992. С.12.

2 Кастанеда К. Дверь в иные миры. Л., П., 1991. С.34-35.

Виды речи ребенка – предыдущая | следующая – Соматизация

Особенности личности при пограничных расстройствах и соматических заболеваниях

Консультация психолога при детско-родительских проблемах