Исследования жизненных целей и наиболее общих ценност­ных ориентации советских старшеклассников показывают, что наши юноши и девушки стремятся жить активной общественной жизнью. Желание приносить пользу людям и духовные потреб­ности решительно перевешивают у большинства из них интерес к материальным благам.

Хотя разные мотивы, цели и виды деятельности личности иерархнзированы, эта иерархия, как справедливо замечает Л. Н. Леонтьев, не всегда адекватно открывается сознанию, ее трудно выразить в понятии. Осознание своей главной жизненной цели — сложный процесс, требующий высокой социальной и мо­ральной зрелости. Кроме того, «даже при наличии у человека отчетливой ведущей линии жизни, она не может оставаться единственной. Служение избранной цели, идеалу вовсе не исклю­чает и не поглощает других жизненных отношений человека, которые, в свою очередь, формируют смыслообразующие моти­вы. Образно говоря, мотивационная сфера личности всегда явля­ется многовершинной, как и та объективная система аксиологи­ческих понятий, характеризующая идеологию данного общества, данного класса, социального слоя, которая коммуницируетсн и усваивается (или отвергается) человеком»[1]

Вопрос о смысле жизни, в той мере, в какой он является рефлексией личности на самое себя, есть психологический симп­том определенной неудовлетворенности. Когда человек целиком поглощен делом, он обычно не спрашивает себя, имеет ли это дело смысл, такой вопрос просто не возникает. Рефлексия, кри­тическая переоценка ценностей, наиболее общим выражением которой является вопрос о смысле жизни, психологически, как правило, связана с какой-то паузой, «вакуумом» в деятельно­сти или в отношениях с людьми. И именно потому, что пробле­ма эта по самой сути своей практическая, удовлетворительный ответ на нее может дать только деятельность.

Это не значит, конечно, что рефлексия и самоанализ — «из­лишество» человеческой психики, функция конфликтной ситуа­ции, от которой нужно по возможности избавляться. Такая точка зрения, при последовательном ее развитии, привела бы к вос­певанию животного образа жизни, полагающего счастье в том, чтобы полностью раствориться в какой угодно деятельности, не задумываясь о ее смысле. Критически оценивая свой жизненный путь и свои отношения с окружающим миром, личность возвы­шается над непосредственно «данными» условиями, ощущает се­бя субъектом деятельности. Поэтому мировоззренческие вопро­сы не решаются раз навсегда, каждый поворот жизни побужда­ет личность снова и снова возвращаться к ним, подкрепляя или пересматривая свои прошлые решения. В юности это делается наиболее категорично. Однако в постановке мировоззренческих проблем для юности характерно то же противоречие между абстрактным и конкретным, что и в стиле мышления.

Вопрос о смысле жизни ставится в ранней юности глобаль­но, и на него ждут универсального, годного для всех, ответа. «Столько вопросов, проблем мучают и волнуют меня,— пишет восьмиклассница. — Для чего я нужна? Зачем я появилась иа свет? Зачем я живу? С самого раннего детства ответ на эти вопросы мне был ясен: «Чтобы приносить пользу другим». Но сейчас я думаю, что же такое «приносить пользу»? «Светя дру­гим, сгораю сам». В этом, безусловно, и есть ответ. Цель челове­ка «светить другим». Он отдает свою жизнь работе, любви, дружбе. Человек нужен людям, он не зря ходит по земле». Девочка не замечает того, что в своих рассуждениях по сути дела не продвигается вперед: принцип «светить другим» столь же абстрактен, как и желание «приносить пользу».

Трудность юношеской рефлексии о смысле жизни в правиль­ном совмещении того, что Л. С. Макаренко называл ближней и дальней перспективой. Расширение временной перспективы вглубь (охват более длительных отрезков времени) и вширь (включение своего личного будущего в круг социальных изме­нений, затрагивающих общество в целом) — необходимая пси­хологическая предпосылка постановки мировоззренческих проб­лем. Дети и подростки, описывая будущее, говорят преимущест­венно о своих личных перспективах, тогда как юноши выдвигают на первый план социальные, общие проблемы. С возрастом увеличивается умение разграничивать возможное и желаемое. Способность отсрочить непосредственное удовлетворение, тру­диться ради будущего, не ожидая немедленной награды,— один из главных показателей морально-психологической зрелости че­ловека.

Но совмещение ближней и дальней перспективы дается чело­веку нелегко. Есть юноши, и их немало, которые не хотят заду­мываться о будущем, откладывая все трудные вопросы и ответ­ственные решения на «потом». Установка (как правило, неосо­знанная) на продление эпохи моратория с ее весельем и беззабот­ностью не только социально вредна, так как является по своей сути иждивенческой, но и опасна для самой личности. Юность — прекрасный, удивительный возраст, который взрослые вспоми­нают с нежностью и грустью. Но все хорошо в свое время. Веч­ная юность — это вечная весна, вечное цветение, но также и вечное бесплодие. «Вечный юноша», каким мы знаем его по худо­жественной литературе и психиатрической клинике, вовсе не счастливчик. Гораздо чаще это человек, который не сумел в положенный срок разрешить задачу самоопределения и не пустил глубоких корней в важнейших сферах жизнедеятельности. Его изменчивость и порывистость могут казаться привлекательными на фоне бытовой приземленности и будничности многих его сверстников, но это не столько свобода, сколько неприкаянность. Ему можно скорее сочувствовать, чем завидовать.

_________________________________________________________________________________

[1] Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., Политиздат.

мировоззренческий поиск – предыдущая | следующая – практическая деятельность

Оглавление. Кон. И.С. Психология юношеского возраста.

Консультация по семейным проблемам в Москве.