Телесное Я, развивающееся в симбиозе матери и ребенка, с моей точки зрения, поэтому также имеет аспект идентичности. Он должен рассматриваться не только как функционально определенное психическое представительство физиологического аппарата. Телесное Я выражает скорее идентичность орга­низма, уникальность ощущения ребенком своего тела и ощущения его мате­рью. Поэтому нарушения раннего развития соматического Я, вызванные не­правильным и недостаточно аффективным телесным контактом между мате­рью и ребенком, являются не только нарушениями функциональной структу­ры, но и всегда нарушениями идентичности. Поэтому я не могу согласиться со Спитцом (1969), когда он обозначает стадии раннего развития Я вплоть до приобретения речи как «первобытные шаги на пути становления человека че­ловеком». Я считаю, что он таким утверждением односторонне интерпрети­рует результаты своих исследований раннего детского развития. Ибо «аффек­тивный язык органов» (Jacobson, 1954) в самом раннем детстве является средством коммуникации, и для развития ребенка решающим является то, что мать в состоянии понимать этот язык, отвечая на него адекватно, то есть удовлетво­ряя нужды ребенка. Лишь когда мать в состоянии понимать ранние недиффе­ренцированные соматические проявления ребенка как речь органов и тела и адекватно отвечать на выражаемые этим языком потребности и чувства, она сможет дать ребенку возможность правильного развития соматического Я, то есть формирования его соматической границы и чувства физического суще­ствования. Поэтому неспособность матери воспринимать потребности ребен­ка, ошибочное и нестабильное реагирование на ранние проявления его пове­дения ведут к тяжелым нарушениям развития соматического Я.

В этой связи особенно показательными являются результаты сравнитель­ного изучения поведения, проведенного Гебом (1949, 1955), Харлоу (1962, 1966) и Масоном (1968). Эти и другие исследования показали, что животные, неза­висимо от получаемого питания, также зависят от телесного и социального контакта с матерью для приобретения инстинктивного поведения, регулирую­щего их жизнедеятельность. Отсутствие этого контакта вело к тяжелым и по большей части необратимым нарушениям психосоматического развития. С моей точки зрения, здесь в рамках психологии Я очевидна необходимость изу­чения генеза инстинктивного поведения у животных, которое, в отличие от предположения Хартмана (1948), не является готовой, врожденной формой поведения, служащей одновременно удовлетворению инстинктов и самосох­ранению.

Спитц (1945) в своих исследованиях госпитализма показал, что дети, в самом раннем возрасте лишенные достаточного эмоционально насыщенного телесного контакта с матерью или другим воспитывающим лицом, после «кри­тического периода» переносимости в возрасте шести месяцев вступают в нео­братимый, летальный процесс соматической деструкции. Он видит в этом про­явление инстинкта разрушения, высвобождающегося в результате отсутствия любящего объекта. Я сам думаю, что соматический распад этих детей являет­ся прямым выражением прогрессирующей дезинтеграции идентичности их соматического Я. С моей точки зрения, деструктивная динамика этого про­цесса, его патологическая автономия является не выражением врожденного инстинкта разрушения, а скорее означает реактивную, патологическую дефор­мацию конструктивной агрессии, первичной функции Я, которая не могла раз­виваться в рамках симбиотического взаимодействия из-за сенсорно-эмоцио­нальной депривации у ребенка и стала деструктивной, обращенной против собственного тела (ср. Ammon, 1969, 1970а, 1970b).

Насколько тесно связана способность распознавать и дифференцировать соматические проявления, воспринимать функции и реакции организма с те­лесным контактом в ходе симбиотического взаимодействия, следует из работ Бруча (1971), посвященных генезу и динамике ожирения. Она смогла пока­зать, что даже элементарное чувство голода, которое для Фрейда (1905а) слу­жило прототипом в его концепции либидо, представляет собой не биологи­чески врожденное переживание и поведение, а результат научения во взаимо­действии матери и ребенка, за счет «feeding» (питания) и «feedback» (обрат­ной связи), когда ребенок интериоризирует материнские реакции в выраже­нии своих потребностей. Бруч также указывает на сходные результаты срав­нительного исследования поведения. К аналогичным выводам пришли Рамц, Валлештейн (1958) относительно способности ощущать соматическую боль. Чувство боли соответственно представляет собой не врожденный, исключи­тельно биологически детерминированный стереотип реакции, а также резуль­тат научения в ходе раннего взаимодействия матери и ребенка.

Возникновение соматического Я– предыдущая | следующая – Пренатальная психосоматика

Психосоматическая терапия. Оглавление