Часть вторая

НЕРЕШЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ

Итак, возможно, наши эксперименты еще и сегодня восприняты лишь как занятные факты или в лучшем случае «причуды природы», которые так привлекают любителей чудесного. Но как бы там ни было, они ставят перед нами ряд фундаментальных вопросов, касающихся психической деятельности человека.

Какой же итог мы можем подвести? Он представляется нам двояким.

Прежде всего этот итог обнадеживает. Тем, кто работает в области психотерапии и даже психосоматики, изложенные эксперименты дают неопровержимое доказательство   воздействия   психики   на   физиологические процессы, воздействия, которое до сих пор еще не полностью  признано,   несмотря   на   накопленные   факты. Полученные результаты важны и для тех исследователей, которые иной раз готовы в конце концов отказаться «в это верить», настолько трудна в методологическом плане эта работа. Очевидность, «макроскопичность» весомость собранных данных способны поколебать со­противление даже самых упорных скептиков.

К чувству удовлетворения примешивается, однако, и чувство горечи при мысли, что нет такой теории, которая была бы в силах (по крайней мере в рамках современных понятий) истолковать обнаруженные феномены. Мы не претендуем здесь на то,  что сумели разгадать эту тайну. Мы лишь пытаемся сформулировать некоторые гипотезы,   интуитивные   предположения,   которые могут обладать   какой-то   степенью   вероятности   или быть чисто спекулятивными и даже фантастическими. Нас могут упрекнуть в том, что мы ставим гораздо больше вопросов, чем даем ответов. Но можно ли сделать сегодня что-либо большее в области, где существу­ет столько неизвестных?

В самом деле, с одной стороны, нам неведом меха­низм, с помощью которого словесный стимул, действу­ющий на уровне коры, способен влиять на ощущение боли или вызывать локальные вазомоторные изменения. Несмотря на прогресс наших знаний, изложенные экс­перименты по-прежнему имеют дело с процессами, для которых пока нет объяснений.

В плане межличностных отношений механизм изучен несколько лучше. Независимо от значения, которое испытуемый бессознательно придает под гипнозом тому или иному «достижению», очевидно, что желание под­чиниться слову гипнотизера играет в нем существен­ную роль.

Все эти соображения не раскрывают психофизиоло­гической природы гипноза. Вопрос о том, является ли гипноз специфическим состоянием с точки зрения физио­логии, был и остается предметом нескончаемых споров. Несмотря на многочисленные исследования, до сих пор не удалось обнаружить никакого физиологического признака, позволяющего определить, находится ли ис­пытуемый под гипнозом или нет. Тем не менее, хотя мы не можем говорить о гипнотическом состоянии в строго физиологическом смысле, нам кажется несомненным, что гипноз представляет собой особое состояние созна­ния, предполагающее определенное изменение психо­физиологической реактивности организма. Такое пони­мание, границы которого в эвристическом плане еще нечетки, является все же наилучшей гипотезой. Мы наз­вали это состояние «четверным состоянием организма» (Chertok, 1969) наряду с состояниями бодрствования, сна и активности сновидений.

ИЗМЕНЕННАЯ ПСИХОФИЗИОЛОГИЧЕСКАЯ РЕАКТИВНОСТЬ

Уже в фазе индукции, погружения в гипноз, тело вовлекается в происходящий процесс. На этом этапе психические факторы тесно сплетены с физиологическими. Кьюби и Марголин (1942) показали, что гипноз или близкое к нему состояние можно вызвать с помощью сугубо физических средств, подвергая испытуемого че­му-то вроде сенсорной депривации. Даже классиче­ская индукция в известном смысле сужает сенсомоторное поле гипнотизируемого (ослабление внешних стиму­лов, сосредоточение на голосе гипнотизера, внушение мышечного расслабления, фиксация внимания на те­ле и т. д.).

Можно, следовательно, считать, что погружение в гипноз состоит в последовательной деструкции регуляторных механизмов, определяющих отношения гипноти­зируемого с окружающей средой. Происходит постепен­ная изоляция от всех источников возбуждения, за ис­ключением стимулов, исходящих от гипнотизера. По до­стижении гипнотического состояния в собственном смысле слова связь с окружающей средой восстанав­ливается: гипнотизируемый вновь обретает способность говорить, двигаться, воспринимать стимулы от внешней среды (иными словами, он обретает способность к дея­тельности, которая не могла бы появиться в процессе погружения в гипноз, не прервав его немедленно). Однако одновременно с этим гипнотическое внушение трансформирует воспринимаемую информацию: так, в случае гипнотического обезболивания трансформирует­ся  болевая  информация,  передаваемая  рецепторами.

Обычно переработка информации происходит в свя­зи с адаптацией к внешнему миру. Путем селекции от­сеивается информация, не нужная для этой адаптации или противоречащая данным, поступающим из внешней среды. Вызванная гипнозом «дезафферентация» (дру­гой термин для обозначения сенсорной депривации) вле­чет за собой прекращение деятельности этих механиз­мов контроля. Целый ряд ощущений и представлений, обычно подавляемых или оттесняемых на задний план, заполняет поле сознания. Таким образом, уже в фазе по­гружения в гипноз возникают изменения образа тела, сильные аффективные реакции, соответствующие акти­вации забытых конфликтов и воспоминаний, и т. п. В общем, гипнотизируемый уже не способен отличать дейст­вительный внешний мир от своих собственных представ­лений. Любая достаточно интенсивная стимуляция не­сет на себе отпечаток действительности.

Этим объясняется податливость гипнотизируемого внушению, если с начала процесса его внимание сфоку­сировано на личности гипнотизера. Как подчеркивали Кыоби и Марголин (1944), необходимо различать фазу погружения в гипноз и гипнотическое состояние. В ходе погружения в гипноз внушение направлено прежде всего на достижение дезафферентации. Чем больше испытуемый изолирован от внешних стимулов, тем больше внушение принимает для него значение реальности, и сильнейшее увеличение дезафферентации влечет за собой новое усиление внушаемости. Гипнотизируемый воспринимает внушения гипнотизера так, словно они исходят не от другого лица, а от него самого. Как только эта стадия достигнута, гипнотическое состояние уже достаточно углубилось и отношения с окружающей средой могут быть восстановлены без риска нарушить состояние гипноза: внешние стимулы проникают в сознание, но они теперь отфильтрованы, перестроены в соответствии с полученными внушениями.

Эксперимент с внушением ожога показывает, что действие внушения затрагивает не только моторные и сенсорные функции, но также и соматические (нейро-вегетативные) процессы, на которые центральная нерв­ная система обычно оказывает ограниченное влияние. Так, например, внушение ожога провоцирует тканевые изменения, которые обычно возникают только в ответ на стимулы, переданные рецепторами. Гипнотическое состояние выражается, следовательно, в генерализованной пластичности на всех уровнях организма.

Психосоматика  и  внушенные  ожоги – предыдущая  |  следующая – Гипноз и внушаемость

Л. Шерток. Непознанное в психике человека. Содержание.