28 декабря 1949 г. я, отстав в отношении профес­сиональной подготовки из-за войны, был еще начинаю­щим психиатром и только приступал к изучению психоанализа. Центр психосоматической медицины при психосоматической больнице в Вильжюиф открылся незадол­го до того. Мне представили больную. Она утверждала, что незамужняя и что ей 22 года, в то время как в действительности ей было 34 и она имела мужа и сына. Последние 12 лет жизни выпали из ее памяти. В ходе двух бесед мне удалось установить с пациенткой хороший контакт и вызвать у нее несколько отрывочных воспоминаний. Тем не менее случай оставался трудным. И решил прибегнуть к гипнозу. Тринадцатью годами ранее в Вене мне довелось видеть применение этой техники одним из моих профессоров. Я предложил больной лечь, фиксировать взгляд на моих двух пальцах и расслабиться. Она закрыла глаза и вскоре заснула. Я задал ей вопрос о ее возрасте. Без малейших колебаний она ответила, что ей 34 года и что у нее есть сын.  Затем я внушил ей, что после пробуждения она снова вспомнит последние двенадцать лет своей  жизни. Так и случилось.

Я   был   очень  удивлен   и   не   вполне   отдавал   себе отчет в  важности  того,  что  произошло.  Этот  случай напомнил мне знаменитые опыты Жана Шарко. Однако в эти годы, то есть спустя 60 лет после опытов Шарко, слова «гипноз» и   «истерия»   звучали   анахронизмом. Ученики Шарко, и в частности Ж. Бабинский, отвергли теорию своего  учителя.   Само  слово  «истерия»  было заменено словом «питиатизм», которое сближало эту болезнь с чем-то вроде симуляции. Это было время, когда исследователи, стремясь доказать, что истерическая анестезия является следствием волевого акта, стоически переносили добровольные пытки. Последнее – перед длительным перерывом – сообщение на тему о гипнозе прозвучало на заседании Медико-психологического об­щества в 1889 г., и в нем говорилось об опасностях гип­ноза (его автором был

д-р С. Львов, психиатр в Вильжюиф, отец лауреата Нобелевской премии Андре Мише­ля Львова). И только в 1952 г. В. Гашкель, М. Монтассю и я сделали в этом же обществе доклад о наших на­блюдениях.

Развитие психоанализа реабилитировало истерию. Однако табу, лежавшее на гипнозе, напротив, еще усилилось, поскольку Фрейд перестал им заниматься. На другой день после описанного эпизода я, чувствуя себя виноватым в том, что использовал эту «дикую» технику, поведал о проделанном опыте своему психо­аналитику. Отпустил ли он мне мой грех? Об этом я так никогда и не узнал. Он продолжал пить чай и не промолвил ни слова. То, что произошло в ходе снятия амнезии, оставалось загадочным для меня. Что же имен­но действовало? Какие психофизиологические процессы произошли под влиянием моих действий и внезапно сделали податливой функцию памяти? И это произошло без осознания, без интерпретации переноса, без пере­работки, словом, в отсутствие всего, что я привык считать источником психотерапевтического действия. Концепции психоанализа, казалось мне, неспособны были разрешить эту тайну. Но, идеализируя «всезна­ние» своего психоаналитика, я оставался в убеждении, что он понимал сущность происшедшего, и я верил, что, когда в свою очередь стану психоаналитиком, я тоже все это пойму.

Прошли годы. Я был учеником, потом психоанали­тиком-стажером, я прилежно изучал труды Зигмунда Фрейда и его последователей — «первую топику», «вторую топику», эго-психологию, а позднее теории М. Клайн, Ж. Лакана и т. п. Постепенно я приоб­щился ко всем тонкостям психоаналитической клиники. Но я по-прежнему не находил ответа на поставленные вопросы.

Продолжая практиковать как психоаналитик, я на­чал  от случая  к случаю  применять гипноз.  Я  знакомился со всеми исследованиями в этой области. Я пытался  заинтересовать ими своих коллег-психоаналитиков. Мои   попытки   не  получили   никакого  отклика   и, напротив, вызвали   неодобрение.   Мне   вспоминается достопамятная   встреча   с   представителем   одного   из психоаналитических  обществ,   который,  сидя   в  своем кабинете на улице Вавен, предостерегал меня от дьявольского    искушения    и    опасного    пути,    на    кото­рый   я   вступил.   Я   и   сейчас   со   смехом   вспоминаю об этой комической    сцене,    когда    мой    собеседник изображал    опереточного    инквизитора,    а    я    играл роль Галилея,    повторявшего,    что    Земля    все-таки вертится.

Ободряющую поддержку я встретил у Раймонда де Соссюpa, одного из основателей Парижского общества психоаналитиков; он сам время от времени обращался к гипнозу и очень интересовался периодом, предшествовавшим открытию   психоанализа.   Мы   опубликовали сообща книгу «Рождение психоаналитика», где старались показать, что гипноз был главным ядром, вокруг которого произошло открытие бессознательного и межличностной психотерапии.    Гипноз,   будучи   явлением психобиологического характера, казался мне особенно плодотворным методом еще и потому, что я как психиатр занимался преимущественно психосоматической меди­циной. К сожалению, специалисты в области психосоматики мало интересовались гипнозом.

В течение двадцати лет  мои  контакты с  исследованиями в области   гипноза  ограничивались  главным образом иностранными   источниками:   американскими, советскими, западногерманскими, восточноевропейскими.  Во Франции,  за   исключением   нескольких   мимолетных встреч с психиатрами Страсбурга, я за долгое время имел   только   одного   постоянного   собеседника по обсуждению  этой  проблемы — анестезиолога  д-ра Жанна Ласснера. Около 1970 г. ко мне присоединились несколько специалистов в области экспериментальной
психологии.  Я создал лабораторию по изучению гипноза в рамках   руководимого   мной   Центра   психосоматической медицины им. Ж. Дежерина. В дальнейшем
и ним присоединились еще несколько психоаналитиков, что позволило начать диалог между экспериментатора­ми  и  клиницистами.

Несколько лет назад две из числа моих давних па­циенток, хорошо поддававшихся гипнозу, должны были подвергнуться хирургическому вмешательству, требо­вавшему общего наркоза. Я решил попытаться заменить химическую анестезию гипнотической. Операция в обо­их случаях прошла совершенно благополучно. Тогда я предложил этим же пациенткам другой эксперимент — провоцирование ожога методом гипнотического внуше­ния, и этот опыт также дал чрезвычайно интересные результаты.

Я решился на подобные опыты не без некоторых колебаний. До тех пор я практиковал гипноз в тиши (и уединении) врачебного кабинета и в такой форме, которая для меня самого, если не для моих коллег, сохраняла характер психоаналитических отношений с пациентом. Предстать же публично в операционной, отказаться от «чистого золота» психоанализа ради ба­нально-органической манипуляции было для моего пси­хоаналитического «сверх-я» дальнейшим углублением в ересь. В случае анестезии при хирургической операции я мог еще рассчитывать па терапевтическое алиби… Но использовать пациентов в чисто экспериментальных целях! Я хорошо знал обеих пациенток и был уверен в полной безвредности этих опытов (и не ошибся, как показало дальнейшее). Но я заранее предвидел негодующие комментарии коллег.

И все же мое научное любопытство одержало верх. Мне казалось, что психоаналитик должен обладать достаточной свободой и гибкостью, чтобы противостоять самым различным межличностным ситуациям. Экспери­менты такого рода были, несомненно, обогащающими. Их значение было даже гораздо более важным: они стали отправной точкой подлинного осознания. Несмот­ря на некоторые вопросы, которые я сам себе задавал, как все психоаналитики, я тешил себя иллюзией, что нам доступны обширные знания о функционировании психики и о психологии отношений. Эту иллюзию поддерживал нескончаемый поток новых книг, статей, конгрессов, посвященных самым различным темам. Между тем я не мог не признать, что многое из того, что происходит у меня на глазах, остается для меня совершенно загадочным. Я вдруг вернулся к ре­альности. И заметил, что король голый. Наши знания действительности ничтожны по сравнению с тем, что нам неизвестно.

Осознание этого факта и привело меня к решению написать эту книгу. Мне показалось, что настало время подвести итог тому, что мы знаем и чего не знаем. Возможно, это лучшая услуга, которую мы можем оказать психоанализу и психотерапии вообще.

Гипноз располагается на пересечении многих облас­тей. Мы не ставили себе целью написать исчерпывающе полный ученый труд. Для этого потребовалось бы многотомное издание. Мы хотели представить читателю первый  взгляд  на   совокупность  вопросов,   встающих сегодня в   связи   с   гипнозом.   Каждый   может   затем избрать для себя тот  из  них,  который ему захочется изучить более глубоко.

Довиль, май 1979 г.

О кризисе психоанализа стр.4 – предыдущая  |  следующая – О кризисе психоанализа стр.6

Л. Шерток. Непознанное в психике человека. Содержание.